— Там горы, — сказала Ланка, открывая глаза. — Там даже Узла никогда не было. Только горы и снег.

— Да, — подтвердил Эрран. — Именно поэтому… слишком сложно добраться.

— Но все-таки можно, — сказал Грай.

— Да, безусловно, — подтвердил Эрран.

— Постой, а как ты… Ведь Ник пропал, кто же откроет дверь? Разве это под силу кому-нибудь, кроме истинного Заступника?

Эрран видел, что она отчаянно хочет поверить ему и боится.

— Я думаю, что смогу сделать это. С помощью излучателя. Он воспроизводит мозговые волны Ники. Если воспользоваться достаточно мощным усилителем…

* * *

Пчелы гудели басовито и серьезно. Когда очередной полосатик, напоминающий маленького летающего тигренка, падал в середину цветка, тонкий стебелек ромашки — именно они в изобилии росли вокруг хижины — сгибался, и цветок выглядел виновато повесившим голову.

За домом стояли ульи, пять штук, похожие на домики старухи-криворучки из детских сказок. «Что ты, добрый молодец, маешься? Светлого Леса пытаешь али от Темного Города лытаешь? Долгая дорога, пустая сума — не видать тебе счастья…» Каждый раз при взгляде на одинаковые бочонки с нахлобученными сверху соломенными шляпами Ник, словно наяву, слышал певучий мамин голос.

Он погладил ближайшую крышу улья — нагретая солнцем сухая трава ласково щекотнула ладонь — и зашагал к сараю. Дымка замычала требовательно и протяжно.

— Иду, иду… — отозвался Ник. — Потерпи, голубушка.

Корову он подобрал из жалости — отощавшую до состояния живого скелета, покрытую лишаями и струпьями. Выхаживать не умел — просто кормил да обтирал мокрой травой. И ничего, выправилась скотинка. Зато теперь вдоволь было свежего, густого молока — уж доить-то Ники, родившийся и выросший в деревне, умел. И слова эти, про голубушку, были оттуда же, откуда и сказка про злую старуху, — из детства. В котором рядом всегда были мамины руки, шершавые от постоянной работы по дому и такие нежные…

Ник вздохнул. Какие же смешные у него были тогда проблемы! Вредный одноклассник. Папаша, любящий отвесить тумака по пьяному делу. Подзатыльник от Фолли: не распускай нюни, братишка! Всё? Всё. Как мало. Как просто. А тогда казалось — жизнь рушится.

Тугие белые струйки вонзались в дно и стенки ведра: взз-взз-взз… Руки привычно делали свое дело, не мешая мыслям течь лениво и спокойно.

Он долго не решался выйти к людям. Хотел уползти, как раненое животное, и тихо скончаться вдали от людских глаз. Но тело бунтовало. Тело жаждало жить! И он не выдержал. Разрываясь между жалостью и презрением к себе, Ник поплелся в город. Домой. Под крыло к Фолку.