– Случаев внезапного и быстрого помешательства, повлекшего за собой успешную суицидальную попытку, – четко, словно давно готовился это сказать, произнес Токарев. – Я, конечно, наведу справки, не состоял ли покойный на учете у психиатра, но думается, я заранее знаю ответ. Ваш дежурный лично знал Липатова. Он говорит, ничто не предвещало такого неожиданного финала. Согласитесь, концы с концами не сходятся: жил-был нормальный человек, асоциальным поведением не отличался и вдруг, ни с того ни с сего – напал на дежурного. Зачем? Почему? – Токарев недоверчиво хмыкнул. – Потом его поместили в камеру изолятора временного содержания, а через полчаса он повесился. Странно, правда?

– Угу. – Денисов мрачно кивнул. – Да, странно.

– И эта надпись, – Токарев покачал головой. – Она не дает мне покоя.

– Угу, – снова согласился Денисов.

Ему тоже многое сегодня не давало покоя. И эта надпись– в том числе.

Он вспомнил, что еще предстоит подготовить детальный доклад для неизвестного генерала Севастьянова. Доложить обо всем. И, наверное, о случае с Липатовым – тоже. Он задумался: может ли это иметь отношение к оцеплению на железнодорожном переезде или нет?

На этот вопрос, как и на многие другие, у него не было ответа. По одной простой причине: он ни черта не знал о том, что происходит.

На всякий случай Денисов решил упомянуть обо всем, включая и самоубийство Липатова.

– Мне надо идти, – сказал он Токареву. – Извините, дела... – Тот понимающе кивнул.

На пороге камеры подполковник обернулся:

– Если что... Если потребуется помощь... Я буду у себя.

– Спасибо.

– И все-таки, – сказал Денисов, как о чем-то давно решенном, сказал так, будто подводил итог их разговору, – мои люди здесь ни при чем. Если я не прав, готов съесть свою кокарду.

Токарев улыбнулся:

– Надеюсь, нашему эскулапу, доктору Нигматову, не придется вынимать ее из вашего желудка.

– Уверен! – сказал Денисов и пошел в кабинет.

* * *