— Бред умалишённого? — подсказал пилот.

Я промолчал.

— Короче, — сказал пилот. — Это твоя жизнь и ты можешь делать всё, что угодно. Но я тебе ситуацию обрисовал.

Больше мы эту тему не поднимали.

Я не стал писать заявление.

Гефест вернулся на Землю, и я целый месяц сидел без дела, надеясь, что на сей раз обо мне забудут, или припишут к кораблю, который улетит с Земли через год или два, и я всё-таки смогу встретиться с Лидой.

Я заболел этим.

Раньше, коротая время между полётами, я не пытался найти её, написать ей письмо, однако после того, как я увидел её в списках рейсового корабля, всё изменилось — как если бы то, что она вернулась на технологический, каким-то непонятным образом означало и то, что она могла вернуться ко мне.

Через месяц мне позвонили из агентства и сообщили о новой миссии. Я снова летел на Гефесте — почти в том же составе, не считая двух человек. Нам предстоял двухнедельный полёт на Марс, потом долгий путь на Ганимед, потом снова на Марс, и только после этого — обратно на Землю.

Долгое плавание, как говорила Анна.

И уже через три месяца.

Я напился дешёвым пенистым пивом, которое любил покупать Виктор, а на следующий день, с похмелья, принялся изучать полученную из агентства программу полёта.

Я с трудом соображал, голова болела, и я несколько раз перепроверял все даты, указанные в универсальном формате, сравнивал наши с ней пути.

Мы могли встретиться на Марсе.

На той же самой станции.

Я прилетал туда за два часа до её отлёта домой. Всего лишь за два часа.

26

26

Всё это время я жил только ожиданием, хотя и не представлял, что скажу ей, когда мы всё-таки встретимся — и что она скажет мне. Сначала я боялся, что она вообще не захочет со мной говорить, а потом понял, что этих ничтожных часов не хватит, чтобы объяснить всё друг другу — всё, что накопилось за пройденные годы.

Когда из-за ошибки при выходе на орбиту два часа превратились в двенадцать минут, я мечтал только о том, чтобы просто её увидеть.