— Сперва это станет привычкой, — говорит судья. — Потом это войдёт в твою плоть и кровь, станет частью тебя. — Вряд ли, — качает головой он. — Я слишком хорошо умею притворяться. — А мне не нужно, чтобы ты притворялся. Мне нужно, чтобы ты сам верил в свою добродетель. Гордился собственной честью… Потому что притворство, даже самое искусное, — всё-таки остаётся притворством. А фальшь люди рано или поздно замечают…

— Сперва это станет привычкой, — говорит судья. — Потом это войдёт в твою плоть и кровь, станет частью тебя.

— Вряд ли, — качает головой он. — Я слишком хорошо умею притворяться.

— А мне не нужно, чтобы ты притворялся. Мне нужно, чтобы ты сам верил в свою добродетель. Гордился собственной честью… Потому что притворство, даже самое искусное, — всё-таки остаётся притворством. А фальшь люди рано или поздно замечают…

Сырой подвал, полный крыс и неясных, прячущихся по углам теней. Через узенькое оконце под самым потолком пробивается одинокий лучик света, косо падает на дверь.

Он прикован к стене. Толстая ржавая цепь начинается на его лодыжке, другим концом уходит в камень. Глубоко. Спокойно.

Поесть приносят трижды в день. Еда плохая, но герцог не приказывал морить узника голодом, поэтому еды много. И полный кувшин горьковатой воды. Он регулярно моет руки, лицо и шею, не давая себе зарасти грязью. Идёт второй месяц его заключения. Герцог до сих пор не сменил гнев на милость, а на ежедневные предложения выдать бунтовщиков он отвечает одинаково: нет. Я дал слово.

Со скрипом отворяется дверь — пришёл тюремщик. Он привык уже не обращать внимания на его ежедневную возню: принести еду и воду, сменить парашу, сменить солому в тюфяке. Но сегодня тюремщик ведёт себя как-то необычно. Он ходит вокруг узника кругами, изредка пытаясь заглянуть в лицо. Собственный же лик тюремщик прячет в складках капюшона, и он никак не может его узнать.

— Ролли? Вэйд? — спрашивает он задумчиво.

— Не узнали, господин? — звучит знакомый голос, тюремщик распрямляется во весь рост, сутулость исчезает…

— Голос? Ты? Здесь?!

— Да, господин. Вы умеете держать слово! Ни один из наших не был схвачен или казнён, ни одно из наших условий не было нарушено.

— А герцог? — удивляется он. — Разве герцог?..

— Он пытался. Он очень пытался. Но солдаты совершенно бездарно исполняют его приказы, в казармах говорят, что когда вы выйдете, ни один из нарушивших ваши указания не доживёт до следующей весны… А вам они верят.

— Хорошо. Я рад это слышать. Но что здесь делаешь ты?

— Я пришёл за вами!