— Да, пожалуй. Не всякому мужчине выпадает честь увидеть тебя обнаженной. Извини моих ребят, они немножко… кхм… погорячились, — сказал он.

— Да? — спросила она. — Погорячились? — каждое слово давалось с огромным трудом, от боли она не могла даже сидеть. — А что, твои ребята сами додумались раздеть меня?

— Предосторожность. Разумная предосторожность, не более того, — сказал Вернер. — Сама знаешь, ты так просто не сдаешься.

— И ты думаешь, у твоих быков не было мысли позабавиться со мной — беспомощной и отравленной транквилизаторами? — спросила Анджелла.

— Нет, — сказал Вернер уверенно. — Так что не пытайся меня этим запугать. Они тебя пальцем не тронули.

— Да? — воскликнула девушка. — А это как называется? Не видишь? Это я не с лестницы упала! Твои быки меня отделали!

— Марго принесет тебе новую одежду. Потом примешь душ, приведешь себя в порядок — и поедем. Префект жаждет поскорее увидеть свою дражайшую зазнобу, — сказал Вернер.

— Посмотри на меня, — фыркнула девушка. Спорить не было никакого желания. Все тело ломило от боли. — Мне нужно отдохнуть, прийти в себя. Или ты хочешь, чтобы я предстала в таком состоянии перед фон Штернгольдтом? И что ты ему ответишь, когда он спросит тебя об этом? Ребята погорячились?

— Да, ты права, — выдержав паузу, сказал Вернер. Он ждал чего угодно — ругани, мата, гневной отповеди — но никак не осмысленных аргументов в пользу ее правоты. — Он будет не в восторге. Да, конечно, отдыхай, выздоравливай. Хотя — увидит или не увидит — все равно он об этом узнает. Ты скажешь.

— Разумеется, скажу. Не сомневайся, — стальным тоном произнесла девушка.

Вернер развернулся и вышел из комнаты. Анджелла устало легла и завернулась в простыню. По ее щекам одна за другой побежали слезы. Она судорожно принялась ощупывать свой животик, но плод был еще слишком мал и она так и не смогла почувствовать его.

— Если у меня будет выкидыш — ты заплатишь за это, Вернер… — всхлипывая, прошипела она сквозь слезы.

Вернер вышел на балкон. Город уже вовсю жил обычной повседневной жизнью — сновали машины, огромными реками по тротуарам текли толпы прохожих. Высоко в небе ярко светило осеннее солнце.

Перед глазами стояла одна и та же картина — она лежит на кровати, голая, изящная, хрупкая, беззащитная…

Она. Его всегда тянуло к ней. Такая неприступная, гордая, независимая. Пылкая, горячая. А что если ворваться к ней прямо сейчас? От транквилизатора она будет приходить в себя еще как минимум сутки, сопротивляться не сможет. Стиснуть ее в объятиях, вдохнуть ее потрясающий аромат, ее запах. Она будет кричать, просить, умолять. А затем — лишь громко, во весь голос — долго, протяжно стонать своим чудесным, сочным сексуальным голоском, выгибаясь дугой в сладких муках оргазма…