Ливия при всем желании не могла бы направлять бег лошади, да она этого и не хотела. Крики и сполохи пламени вскоре остались позади; ветер трепал ей волосы и ласкал обнаженные бедра. Она осознавала только одно – надо держаться, держаться изо всех сил за развевающуюся гриву и скакать, скакать как можно дальше, на самый край света, чтобы уйти от крови, страха и боли.

И в течение долгих часов лошадь мчалась без остановки, пока не замерла как вкопанная на залитой светом звезд вершине холма, отчего ее наездница кубарем слетела на землю.

Ливия свалилась на мягкий дерн и несколько мгновений лежала неподвижно, оглушенная. Сквозь шум в ушах она все-таки расслышала, как лошадь ускакала прочь. Когда же девушка с трудом поднялась на ноги, то первым, что обратило на себя ее внимание, была тишина. Она казалась почти осязаемой – мягкой, темной, бархатистой – после нескончаемого рева варварских рогов и барабанов, многие дни напролет сводивших ее с ума. Она посмотрела на крупные звезды, густо усеявшие ночное небо. Луны не было, но света звезд хватало, чтобы оглядеться по сторонам, хотя видимость оставалась призрачной, полной теней и недомолвок. Она стояла на небольшом возвышении, и во все стороны от нее разбегались покатые склоны, мягкие как бархат в свете звезд. Вдали на горизонте виднелся сплошной частокол деревьев – там, должно быть, рос густой лес. А здесь была только ночь, гипнотическая тишина и слабый ветер, перебирающий звезды.

Казалось, окружающий мир погрузился в сонное оцепенение. Ласковое прикосновение ветерка заставило ее вспомнить о своей наготе, и она зябко поежилась, обхватив себя руками за плечи. А потом она ощутила одиночество ночи и себя, затерянную во времени и пространстве. Она осталась совершенно одна, стоя на вершине холма; вокруг были только ночь и шепот ветра.

И вдруг она обрадовалась ночи и одиночеству. Рядом не было никого, кто мог бы угрожать ей или схватить ее грубыми жадными руками. Она увидела, что прямо впереди склон холма спускается в широкую долину; там колыхались лапы папоротников и звездный свет разбивался на множество мелких брызг, там и сям разбросанных по долине. Она подумала, что это какие-то большие белые цветы, и мысль эта пробудила в ней смутные воспоминания. Она припомнила, что существовала долина, о которой чернокожие говорили шепотом и со страхом, долина, в которой укрылись странные молодые женщины со смуглой кожей, обитавшие в здешних местах задолго до появления предков нынешних бакала. Здесь, гласили легенды, они превратились в белые цветы – так боги уберегли их от преследователей. Ни один туземец не осмеливался забрести сюда.