Пройас тяжело вздохнул.
— Не заблуждайся, скюльвенд. Я человек преданный и благочестивый. Я сомневаюсь не в своем шрайе, а лишь в его оценке последних событий. Я убежден, что император пытается нас обмануть, и даже если мы выступим в поход, не подписав его договор, он все равно отправит нам вслед Конфаса с его колоннами, чтобы попытаться вытянуть из Священной войны все, что можно…
Ахкеймион впервые сообразил: Пройас действительно боялся, что Майтанет сдастся. А почему бы и нет? Если Святейший Шрайя смирился с Багряными Шпилями, почему бы заодно не смириться и с императорским договором?
— Мои надежды, — продолжал Пройас, — а это всего лишь надежды, — состоят в том, что Майтанет, возможно, согласится на тебя в качестве замены Конфасу. Если у нас будешь ты в качестве советника, император уже не сможет утверждать, будто наша неопытность нас погубит.
— В качестве замены главнокомандующему? — переспросил скюльвендский вождь и внезапно затрясся всем телом. Ахкеймион не сразу сообразил, что он смеется.
— Тебе это кажется забавным, скюльвенд? — озадаченно спросил Пройас.
Ахкеймион воспользовался случаем вмешаться.
— Это из-за Кийута, — быстро пробормотал он по-конрийски. — Подумай, как он должен ненавидеть Конфаса за битву при Кийуте!
— Месть? — коротко спросил Пройас, тоже на конрийском. — Думаешь, он ради этого сюда явился? Чтобы отомстить Икурею Конфасу?
— Спроси его! Зачем он сюда явился, и кто остальные?
Пройас оглянулся на Ахкеймиона, досада в его глазах сменилась согласием. Пыл едва не подвел принца, и он понимал это. Он чуть не пригласил к своему очагу скюльвенда, — скюльвенда! — при этом даже не расспросив его как следует.
— Вы не знаете нансурцев! — объяснял тем временем варвар. — Скюльвенд вместо великого Икурея Конфаса? Да тут такое начнется! Одним плачем и скрежетом зубовным не обойдется.
Пройас не обратил внимания на это замечание.
— Меня по-прежнему тревожит один вопрос, скюльвенд… Я понимаю, что твое племя уничтожено, что твоя земля обратилась против тебя, но зачем ты явился именно сюда? Зачем скюльвенду ехать не куда-нибудь, а в империю? И зачем язычнику присоединяться к Священному воинству?
Усмешка с лица Найюра урс Скиоаты исчезла, осталась одна лишь осторожность. Ахкеймион видел, как он напрягся. Словно перед ним отворилась дверь, ведущая в какое-то ужасное место.
И тут из-за спины варвара раздался звучный голос:
— Я — причина тому, почему Найюр приехал сюда.
Все воззрились на безымянного норсирайца. Человек был облачен в лохмотья, но держался царственно, как будто привык, чтобы ему беспрекословно повиновались. Однако без надменности, словно бы тяготы и скорби смягчили его природную гордыню. Женщина, цеплявшаяся за его пояс, обводила глазами всех присутствующих: похоже, их расспросы и раздражали, и удивляли ее. Ее взгляд словно говорил: «Да как же, как же вы сами не видите?»