Лицо старого дунианина было так же лишено выражения, как келья — архитектурных излишеств. Он смотрел на мальчика равнодушно, словно на неодушевленный предмет.

— Да, прагма.

— Логос не имеет ни начала, ни конца, Келлхус. Ты это понимаешь?

Наставление началось.

— Нет, прагма, — ответил Келлхус.

Несмотря на то что он был до сих пор подвержен страхам и надеждам, он давно уже преодолел побуждение преувеличивать объем своих знаний. Когда учителя видят тебя насквозь, ничего другого не остается.

— Тысячи лет тому назад, когда дуниане впервые нашли…

— Это после древних войн? — с интересом перебил Келлхус. — Когда мы еще были беженцами?

Прагма ударил его, достаточно сильно, чтобы мальчик отлетел и растянулся на жестких каменных плитах. Келлхус поднялся, сел на место и утер текущую из носа кровь. Он не ощутил ни страха, ни обиды. Удар был уроком, только и всего. Среди дуниан все было уроком.

Прагма смотрел на него абсолютно бесстрастно.

— Перебивать — это слабость, юный Келлхус. Нетерпение порождается страстями, а не интеллектом. Тьмой, что была прежде.

— Понимаю, прагма.

Холодные глаза видели его насквозь и знали, что это правда.

— Когда дуниане впервые нашли в этих горах Ишуаль, им был известен только один принцип Логоса. Какой это принцип, юный Келлхус?

— То, что было прежде, определяет то, что будет потом.

Прагма кивнул.

— С тех пор прошло две тысячи лет, юный Келлхус, но мы по-прежнему считаем этот принцип истинным. Означает ли это, что принцип «прежде и после», причин и следствий, устарел?

— Нет, прагма.

— А почему? Ведь люди стареют и умирают, и даже горы рушатся со временем, разве не так?

— Так, прагма.