— В темноте за пределами круга света всегда так тихо и спокойно! — заметил высокий князь Атритау.
Двое мужчин встали на берегу канала, задрали туники, повозились с набедренными повязками, и вскоре в воду хлынули две ровные струи.
— О! — сказал Ксинем. — Водичка-то теплая!
Эсменет, несмотря на весь свой страх, закатила глаза и усмехнулась.
— И глубокая, — отозвался князь.
Ксинем захихикал одновременно злорадно и добродушно. Вновь обретя равновесие, он похлопал князя по спине.
— Я это использую! — весело сказал он. — В следующий раз, как пойду сюда мочиться вместе с Аккой. Он непременно свалится, или я его не знаю!
— Ты бы хоть веревку прихватил, чтобы его вытащить! — ответил высокий.
Снова хохот, раскатистый и дружелюбный. Эсменет поняла, что между этими людьми только что завязалась крепкая мужская дружба.
Они пошли обратно. Она снова затаила дыхание. Князь Атритау как будто смотрел прямо на нее.
Однако если он и увидел ее, то не подал виду. Вскоре оба снова присоединились к компании пирующих у костра.
Сердце у нее колотилось, голова шла кругом от чувства вины. Она пробралась вдоль дальней стенки шатра к удобному месту, где можно было не опасаться, что ее обнаружат те, кто отошел помочиться. Она привалилась к какому-то пеньку, склонила голову на плечо и прикрыла глаза, предоставив голосам, доносившимся от костра, унести ее далеко-далеко отсюда.
— Ну ты и напугал меня, скюльвенд! Я уж подумал: ну все…
— Серве, да? Ну, я так и думал, такое красивое имя…
Все они казались очень добрыми, милыми людьми — Эсменет подумала, что Акке, разумеется, приятно иметь таких друзей. Среди этих людей было… свободное пространство. Возможность ошибиться. Возможность задеть — но не обидеть.
Сидя одна в темноте, Эсменет внезапно почувствовала себя в полной безопасности, как с Сарцеллом. Это были друзья Ахкеймиона, и, хотя они не подозревали о ее существовании, каким-то образом они охраняли ее. Ее охватило блаженное сонное чувство. Голоса звенели и рокотали с неподдельным, искренним весельем. «Я только вздремну…» — подумала она. И тут кто-то упомянул имя Ахкеймиона.
— И что, за Ахкеймионом приехал Конфас? Сам Конфас?
— Ну, не сказать, чтобы это было ему по душе. Льстивый ублюдок!
— Но для чего императору мог понадобиться Ахкеймион?
— А ты что, в самом деле о нем тревожишься?