— Туда, — сказал один, говоривший по-шейски с сильным акцентом. — Через мертвый канал.

Почему канал называется «мертвым», она поняла еще до того, как вышла к нему. В душном ночном воздухе повисла вонь тухлой капусты, отбросов и стоячей воды. Эсменет перешла через канал по узенькому деревянному мостику, чувствуя себя совсем крохотной в толпе переходивших вместе с ней конрийских рыцарей. В свете факелов вода под мостом была черной и неподвижной. Один из конрийцев перегнулся через перила и проводил взглядом свой плевок, шлепнувшийся в густую вонючую жижу; потом застенчиво улыбнулся.

— Яшари а-сумма поро, — сказал он, видимо, по-конрийски.

Эсменет предпочла не обращать на него внимания.

Напуганная скорее ростом, чем поведением молодых дворян, она свернула с главной дороги, по которой бродили опасные толпы веселящихся солдат, и принялась пробираться темными проулками. Большинство людей считали, что знатные люди выше ростом из-за благородной крови, но Ахкеймион как-то раз сказал ей, что дело вовсе не в этом — просто знать лучше питается. Он утверждал, что именно поэтому норсирайцы все высокие, невзирая на касту: они едят много мяса. Обычно Эсменет тянуло к высоким и сильным мужикам, к «мышцастым дубам», как шутя называли их она и ее подружки-шлюхи; но сегодня ночью, после встречи с тидонцем, она предпочитала держаться от них подальше. Сегодня они заставляли ее чувствовать себя крохотной, беспомощной, игрушечной — точно кукла, которую ничего не стоит сломать и выкинуть.

К тому времени, как она наконец отыскала шатер Ксинема, она буквально кралась между палатками. Она шла вдоль мертвого канала на север, через опустевшие, безмолвные стоянки. Она увидела костер и очередную веселящуюся компанию. Обдумывая, как их лучше обойти, она разглядела в свете костра неподвижно свисающее знамя Аттремпа: высокая башня и два стилизованных льва по бокам.

Какое-то время она могла только стоять и смотреть на него. Ей не было видно сидевших под ним людей, но она как наяву представляла себе Ахкеймиона, который сидит на циновке, скрестив ноги, с лицом, оживленным выпивкой и его характерным напускным пренебрежением. Время от времени он пропускает сквозь пальцы свою бороду с седыми прядями — то ли задумчиво, то ли нервно. Вот она вступит в круг света от костра, улыбнется своей, не менее характерной лукавой улыбкой, и он от удивления уронит кубок с вином. Она увидит, как его губы произнесут ее имя, как в его глазах блеснут слезы…

И, стоя одна в темноте, Эсменет улыбнулась.

Как хорошо будет ощутить, что его борода щекочет ей ухо, почувствовать его сухой, коричный запах, изо всех сил прижаться к его широкой груди…