Туррор Эрьелк напрягся, пытаясь диким усилием воли заставить себя пошевелиться. Ничего. Тело, ранее служившее его послушным продолжением, теперь было недвижимым и бесчувственным, как стекло.

— Ты имеешь в виду, что он может… может слышать нас?

Старуха, вероятно, находившаяся в какой-то невидимой ему нише, рассмеялась.

— Ну да, если, конечно, очнулся.

— А… а если он когда-нибудь ве-вернется?

Лающий смех возвестил, что старуха снова рядом.

— Эй, холька! — крикнула она, склонившись расплывчатым пятном над его лицом. — Когда вернешься, чтобы как следует тут всем отомстить, попроси позвать Исил’альму…

— Что ты делаешь? — взвизгнула девчонка.

Старуха вновь засмеялась — хрипло и печально, как может смеяться лишь умудренный прожитыми годами и обретенным опытом матриарх. Эрьелк знавал ей подобных. Ей знаком был секрет, ускользающий от многих, кто доживает до седых волос: понимание, что озорство и проказы помогают сохранить в старости крепость духа и жизненную силу. Но, так как любое озорство связано с опасностью, она не могла не добавить в свои речи и толику злости.

— Эх, глупышка ты, глупышка, — ее голос по-прежнему звучал над его лицом.

Она была бы похожа на его добрую, старую бабушку.

Не будь сраной крысьей ведьмой.

— Тебя что, мул в младенчестве пнул? Или твой отец лупил тебя палкой по голове?

Обиженное фырканье.

— Нет, нет, дитя мое, — сказала старуха, судя по голосу, немного отступив в сторону, чтобы осмотреть его. — Тебе не нужно бояться это прекрасное чудище.

Дыхание, разящее отчаянной жаждой и злобной тоской, словно луком и сыром.

— То, на что наложили руки Багряные маги, назад не возвращается никогда.

Грязь и дерьмо!

Может быть, он и не выжил вовсе.

Группа людей, одетых в кольчуги, немедленно явилась по зову старухи. Они грубо потащили Эрьелка куда-то, осыпая изобретательными ругательствами неподъемность его туши. Он услышал заискивающие женские голоса — что-то вроде спора об условиях, способах и безусловной необходимости перемещения куда-то его беспомощного, неподвижного тела. Пыхтя и бормоча проклятия, стражники в конце концов зашвырнули его в телегу золотаря. Ощущая голым телом, он, пожалуй, смог бы составить точную карту целых континентов и архипелагов присохшего к ней дерьма. Он чувствовал себя в целом неплохо, но не мог при этом даже пошевелиться.