Вот и еще одна перемена, порожденная пустыней…

Дождь прекратился, но отовсюду капало и воздух был прохладным. Тучи разошлись, и Эсменет увидела Гвоздь Небес — словно сверкающий пупок между разошедшимися полами шерстяного одеяния. Если поднять голову и смотреть только на Гвоздь, можно вообразить себя где угодно — в Сумне, в Шайгеке, в пустыне или в колдовском Сне Ахкеймиона. Эсменет подумала, что Гвоздь Небес — единственная вещь, для которой не имеет значения ни «где», ни «когда».

Два человека — судя по виду, галеоты, — устало брели в ее сторону через темноту и грязь.

— Истина сияет, — пробормотал один, когда они приблизились; лицо его было в пятнах от сильных солнечных ожогов, полученных в пустыне.

Потом они узнали Эсменет.

— Истина сияет, — отозвалась она, опуская лицо.

Она пряталась от их взволнованных взглядов, пока они не прошли дальше.

— Госпожа… — прошептал один из галеотов; у него словно бы перехватило дыхание от благоговения.

Люди все чаще и чаще вели себя в присутствии Эсменет робко и подобострастно. И похоже, это все меньше смущало ее и все больше ей нравилось. Это был не сон.

Откуда-то донеслась резкая мелодия. Это шрайские жрецы подули в молитвенные трубы, и правоверные айнрити преклонили колени у самодельных алтарей. На миг эти ноты напомнили Эсменет крики Серве, как они звучали бы издалека.

Горе Эсменет сменилось раскаянием. Почему она в пустыне охотно отдала Серве свою воду и едва не отдала жизнь, а теперь не смогла подарить ей мгновение радости? Что с ней? Она ревнует? Нет. От ревности человек с горечью поджимает губы. Она не ощущала горечи…

Или все-таки ощущала?

«Келлхус прав… Мы не знаем, что нами движет». Всегда есть что-то большее.

Грязь под ногами была прохладной — такой непохожей на дышащий жаром песок.

Крики, раздавшиеся в ближайшей палатке, напугали Эсменет. Она поняла, что там лежит больной, страдающий от гемофлексии. Эсменет попятилась, борясь с желанием взглянуть, кто это, предложить поддержку и утешение.

— Пожа-алуйста… — выдохнул слабый голос. — Мне нужно… мне нужно…

— Я не могу, — сказала Эсменет, с ужасом глядя на неясный силуэт хижины, сооруженной из ветвей и кож.

Келлхус изолировал больных и требовал, чтобы им помогали только те, кто переболел и выжил. Он сказал, что Ужасный Бог передает болезнь через вшей.

— Я валяюсь в собственном дерьме!

— Я не могу…