Светлый фон

— Что? — воскликнул Пройас. — Неужто такой скептик, как ты, думает, что среди нас ходит новый пророк? Да брось, Акка… Это же нелепо!

«Именно так твердит Конфас…» Еще одна обидная мысль.

Ахкеймион помолчал, но Пройас не мог понять, чем это вызвано, осторожностью или нерешительностью.

— Я не уверен, что он такое… Я знаю одно: он слишком важен, чтобы позволить ему умереть.

Неподвижно сидя на кровати, Пройас смотрел против солнца, силясь разглядеть своего старого наставника. Но если не считать силуэта на фоне синей колонны, все, что ему удалось рассмотреть, это пять белых прядей, прочертивших черноту бороды Ахкеймиона. Пройас с силой выдохнул через нос и опустил взгляд.

— Еще недавно я и сам так думал, — сознался он. — Я беспокоился: вдруг то, что говорит Конфас и другие, — правда, вдруг это из-за него гнев Божий обрушился на нас? Но я слишком часто делил с ним чашу, чтобы… чтобы не понимать, что он нечто большее, чем просто замечательный…

— А потом?

Огромное облако вдруг наползло на солнце, и комнату заполнил сумрачный холод. Пройасу наконец удалось отчетливо разглядеть старого колдуна: изможденное лицо, несчастные глаза и задумчивый лоб, синяя рубаха и шерстяная дорожная одежда, испачканная черным на коленях.

Такой жалкий. Почему Ахкеймион всегда кажется жалким?

— И что потом? — повторил колдун; его не волновало, что он вдруг сделался видимым.

Пройас снова тяжело вздохнул и взглянул на письмо Майтанета. Ветер донес отдаленный раскат грома, и кроны черных кедров заволновались.

— Ну, — продолжил Пройас, — сперва был скюльвенд. Он ненавидел Келлхуса. Я подумал про себя: «Как человек, знающий Келлхуса лучше всех, может настолько презирать его?»

— Серве, — ответил Ахкеймион. — Келлхус однажды сказал мне, что варвар любил Серве.

— То же самое сказал мне и Найюр, когда я в первый раз спросил его. Но в его поведении было нечто такое, что заставило меня усомниться в его словах. За этим кроется что-то еще. Скюльвенд — человек неистовый и печальный. И сложный, очень сложный.

— У него слишком тонкая кожа, — сказал Ахкеймион. — Но, я думаю, на ней достаточно шрамов.

Кислая улыбка — вот и все, что позволил себе Пройас.

— Найюр урс Скиоата тоже куда больше, чем ты думаешь, Акка. Уж поверь мне. В некотором смысле он столь же необыкновенен, как и Келлхус. Мы должны радоваться, что это мы приручили его, а не падираджа.

— Ближе к делу, Пройас.

Конрийский принц нахмурился:

— А суть дела в том, что когда я снова принялся расспрашивать его о Келлхусе, вскоре после того, как мы оказались в осаде…