Он видел дунианина.

Келлхус кивнул ему дружелюбно и озадаченно.

– Я не говорю, а утверждаю, Акка. Старый мир мертв.

Опираясь на посох, Ахкеймион оглядел собравшихся.

– Значит, ты говоришь, – без упора или злобы сказал он, – об Апокалипсисе.

– Все не так просто. Ты ведь понимаешь… – Голос Келлхуса, выражение лица – все излучало снисходительное добродушие. Он поднял руку и указал на место справа от себя. – Подойди же. Займи свое место около меня.

И тут Эсменет закричала и бросилась с возвышения к Ахкеймиону, но споткнулась, упала и заплакала. Прижав ладони к полу, она подняла к нему безнадежно умоляющее лицо.

– Нет, – ответил Ахкеймион Келлхусу. – Я вернулся за женой. Больше мне ничего не надо.

Мгновение сокрушительной абсолютной тишины.

– Это кощунство! – вскричал Наутцера. – Ты сделаешь так, как он велит!

Ахкеймион услышал великого старого чародея, но не обратил внимания на его слова. Уже много лет, как он перестал понимать своих братьев по школе. Он протянул руку.

– Эсми?

Он увидел, как она встает, увидел ее округлившийся живот. Она показывала… Как же он не замечал этого прежде?

Келлхус просто… наблюдал.

– Ты адепт Завета, – прохрипел Наутцера с огромной злобой. – Адепт Завета!

– Эсми, – сказал Ахкеймион, глядя только на нее и протягивая ей руку. – Прошу тебя…

Одна-единственная вещь в мире имела значение для него.

– Акка, – всхлипнула Эсменет. Она огляделась, и восторженные взгляды со всех сторон словно затопили ее. – Я мать… мать…

Значит, пустоту не закрыть. Ахкеймион кивнул и вытер последние слезы. Больше никогда он не прольет ни единой слезинки. Отныне у него нет сердца. Он станет совершенным человеком.

Она подошла к нему – со страстью в глазах, но и с опаской и страхом. Она схватила его руку, ту, что не держалась за посох.