Все это… то, что они хотели, сложно было описать, почти невозможно. Их было слишком много на Майдане, и каждый был личностью. Но все они знали, чего не хотели. Все были в этом едины – они не хотели того, что видели перед глазами, видели ежедневно и ежечасно, с чем могли столкнуться в любое время, в любом месте – на дороге, в больнице, в любом учреждении. Все они хотели другого… и получили. Сполна.

На много у нее не хватит. Но на пару колечек и браслетиков – должно хватить. В Киеве – цены уже наполовину выше. Можно будет сделать подарок Макару, о котором он мечтает…

– Наташа… э… Наташа…

Коренастый, с проседью в волосах турок цепко схватил за рукав.

– Покупать, э…

Как и все продавцы на Стамбульском базаре, этот знал русский. Украинского здесь – не знал никто.

– Наташа, сматри… хороший товар. Скидка, э?

– Кач пара? – машинально спросила она. Турецким она владела на уровне, достаточном для торговли на рынках и самой минимальной ориентации в городе и на базаре.

– Уджюс. Уджюс. Тебе скидка, Наташа…

– Фияты люфтен янаыз.

Глаза турка маслено блестели.

– Зачем пара[92], э? Работа хочешь?

Она заподозрила неладное.

– Хаыр. Хаыр.

– Зачем говоришь, Наташа. Паром завтра, да. Хочешь это. Хочешь это. Ты красивый, много работа.

Стоявший у ларька напротив мужик – в короткой, по пояс кожаной куртке – повернулся на шум. Потом – стремительно шагнул в их сторону. Раздался сдавленный крик, турок отпустил свою добычу.

– А… шайтан.

Здоровенный детина, сидевший на корточках у соседнего торгового места, начал подниматься, но тут же согнулся, скуля, как щенок, у которого наступили на лапу.

– Чо, Ахмед, берега потерял? Жить надоело?

Она краем глаза посмотрела на своего спасителя… лет тридцать с небольшим, коротко стриженный. Русский – говорит по-русски без акцента – значит, русский. В проеме куртки заткнутый за пояс пистолет.