Лесник ударил точно в жаберную щель — зная, что второй попытки не будет, и вовремя вспомнив, что именно туда бьют акул, тоже почти неуязвимых для ножа, почти лишённых нервных окончаний…

Лезвие вошло глубоко, по самое перекрестье. Русалка забилась с дикой силой, выдрав рукоять из пальцев. Вода густо окрасилась кровью, и на сей раз кровотечение не слабело.

Конвульсии продолжались долго, очень долго, постепенно стихая. Окончательно затихли, когда тело уже лежало на дне. Рана больше не кровила. Вторая, неповреждённая жаберная крышка уже давно перестала двигаться, а сейчас прекратились и судорожные движения грудной клетки. Из широко распахнутого, изломанного беззвучным криком рта старухи вырвался последний сгусток крови, медленно таял в воде — какая-то шустрая рыбёшка подплыла к нему и схватила неожиданное угощение…

Лесник всего этого не видел. Плыл к скалам, изо всех сил работая ластами (вернее, одной ластой, от левой, раненой ноги толку было немного).

Плыл с тоскливым чувством: опоздал, не успел…

2

2

Надежда умирает последней, и лишь когда вода сомкнулась над ним, а тяжёлый камень поволок тело вниз — ледяной ужас затопил сознание.

Практически любой здоровый человек в состоянии прожить без воздуха и без особого дискомфорта шестьдесят секунд. Две минуты тоже можно вытерпеть. Три — если тренироваться.

И если есть надежда, что потом можно вдохнуть.

Надежды не было. Ничего не было. Только темнота сгущалась впереди.

Камень беззвучно ударился о дно, взметнув фонтан ила.

Зачем он бьётся, пытаясь освободить руки, зачем задерживает дыхание, продлевая агонию? Нет ни малейшего шанса, ни одного.

В ушах ревел набат. Воздух, ещё оставшийся в лёгких, обжигал как расплавленный металл. Светлов уже ничего не видел — перед глазами расцвели разноцветные огненные всполохи.

Чья-то рука дёрнула его за волосы, запрокидывая голову назад. Потом нащупала на шее верёвку, ослабила скользящий узел и сняла петлю через голову.

Александр отчаянно заработал ногами, понимая, что всплыть не сможет. Не успеет. Слишком глубоко.

Но руки, снявшие петлю с шеи, не отпускали его, тянули куда-то — и Светлову отчего-то казалось, что не только вверх, но и в сторону… Он пытался вяло сопротивляться, но его тащили с нечеловеческой силой. Потом он ударился головой и всем телом обо что-то большое, твёрдое — и не почувствовал боли. Потом те же руки впихнули его куда-то, в провал, в дыру в этом самом твёрдом, подтолкнули вверх…

Светлов вынырнул. Воздух! Воздух!!!

Первый вдох оказался прекрасен уже тем, что он вообще был.