— Это любопытно.

Чей пришла в себя в Убежище. Убежище целиком занимало вершину похожей на палец скалы, торчавшей среди поросшей низким кустарником пустыни. На отполированных песком камнях между столовой горой Убежища и близлежащим плато глыбами лежали остатки естественной арки. Попасть в Убежище можно было только в тростниковой корзине, которую с помощью шкивов вручную спускали на веревке с тридцатиметровой высоты пальца на основание пустыни. Убежище за годы нарастили до шести или семи этажей, сколоченных кое-как из деревяшек и домиков, которые цеплялись и к бокам столовой горы, опираясь на мостки, подпертые древесными стволами, удерживающими еще более ненадежно нависающие сооружения.

В Убежище допускались только особи женского пола. Те, что постарше, копировали нечто, называющееся манускрипты. С ней обходились если не как со служанкой, то определенно как с кем-то второстепенным, чье мнение не играет роли, чье значение определяется только теми ничтожными функциями, которые она выполняет.

Если она не спала, не ела или не работала, то молилась в часовне, вместе со всеми остальными обитателями Убежища восхваляла Бога. Богом здесь была женская сущность, которой эти безбрачные в долгих песнопениях воздавали хвалу за ее плодовитость.

Она пыталась объяснить, что не верит в Бога, но поначалу от ее слов отмахнулись как от бессмысленной чепухи (такой же нелепой, как отрицание, скажем, солнца или гравитации), а потом, когда остальные поняли, что она говорит это всерьез, ее доставили к грозной настоятельнице Убежища, которая объяснила ей, что у нее нет иного выбора и она должна верить в Бога. Она новенькая, и на сей раз ей будет снисхождение, но она должна подчиниться воле Бога и подчиняться тем, кто старше ее. В деревнях и городах людей сжигали заживо, если те говорили, что Бога нет. Здесь, если она будет упорствовать в своем заблуждении, ее лишат еды и будут бить, пока она не образумится.

Не все, объяснила настоятельница, — и в этот момент страшная особа в темных одеяниях, отвечающих ее должности, неожиданно показалась Чей старухой, — в состоянии принять Бога в свое сердце так легко и безоговорочно, как это делают самые благочестивые и просветленные. Даже если она еще и не открыла себя полностью к любви Господа, она должна понять, что это придет к ней со временем, и сами ритуалы, обряды, службы и песнопения, которые кажутся ей такими бессмысленными, могут привести ее к той вере, которой ей так не хватает сейчас, даже если поначалу она и думала, что участвует в них без всякой веры.