– Тут! – Тэтри ткнул конфетой в большую палатку с резиновым ковриком у входа.
Соня Парфенова сидела с книжкой у стола.
Соня Парфенова сидела с книжкой у стола.
Она достала последнего «Гулливера» из тумбочки, освободила от фантика и аккуратно порезала штык-ножом на маленькие продолговатые кусочки. По одному клала их в рот и медленно перекатывала на языке до полного растворения. Прихлебывала остывающий чай, читала.
Она достала последнего «Гулливера» из тумбочки, освободила от фантика и аккуратно порезала штык-ножом на маленькие продолговатые кусочки. По одному клала их в рот и медленно перекатывала на языке до полного растворения. Прихлебывала остывающий чай, читала.
«…Он был лет сорока, росту среднего, худощав и широкоплеч. В черной бороде его показывалась проседь; живые большие глаза так и бегали. Лицо его имело выражение довольно приятное, но плутовское. Волоса были обстрижены в кружок; на нем был оборванный армяк и татарские шаровары…» – прочла она, перевернула страницу и подняла глаза.
«…Он был лет сорока, росту среднего, худощав и широкоплеч. В черной бороде его показывалась проседь; живые большие глаза так и бегали. Лицо его имело выражение довольно приятное, но плутовское. Волоса были обстрижены в кружок; на нем был оборванный армяк и татарские шаровары…» – прочла она, перевернула страницу и подняла глаза.
– Ой! – сказала Соня.
– Ой! – сказала Соня.
Новенькая стояла прямо перед ней. Когда вернулась?
Новенькая стояла прямо перед ней. Когда вернулась?
– Привет! – сказала Соня и осмотрелась. – Ты чего не на обеде?
– Привет! – сказала Соня и осмотрелась. – Ты чего не на обеде?
Новенькая молчала.
Новенькая молчала.
– Ладно! – Соня заложила страницу старым календариком с изображением котенка и легко вспорхнула со стула. – А чего это у тебя одежда грязная?
– Ладно! – Соня заложила страницу старым календариком с изображением котенка и легко вспорхнула со стула. – А чего это у тебя одежда грязная?
Она взяла тряпку и отряхнула пыль с мятых штанин.
Она взяла тряпку и отряхнула пыль с мятых штанин.