Еще один взрыв потряс здание; с жалобным скрипом большие арочные ворота медленно обрушились внутрь храма.

«Психи, они же все долбаные психи, — быть может, впервые в жизни Антона охватил благоговейный трепет. — Кто так воюет? Мать твою, кто так воюет?»

В церковь-кузницу, с яростными криками размахивая копьями и топорами, ворвалось несколько нуклеаров.

«Сейчас или никогда!» — достав из подсумка гранату, на ходу выстрелив в ближайшего врага, Антон кинулся на прорыв.

Царь остановился перед Каменной лестницей и раздумывал, спуститься ли к проклятым трем столбам по ней или все же безопасней пробраться к набережной сквозь чащобу по склону.

― Да какая разница, — сказал он громко, и поправив вещмешок, начал спускаться вниз по ступеням. — Это вы от меня должны прятаться, ублюдки! Слабаки! Победили случайно.

Несмотря на катастрофичность всего произошедшего, у царя были основания гордиться собой. Убив или покалечив с полдюжины нуклеаров, он умудрился уйти из пылающей церкви, не получив ни единой царапины. Добрый десяток дикарей пустился за ним в погоню, но потом они по неизвестной причине отстали. Правитель не стал мучиться загадкой, почему аборигены перестали его преследовать: может, не захотели рисковать своими жизнями, а может, еще что надумали. Какая разница! Это их проблемы, в конце концов.

У Антона же сейчас имелись иные заботы. Его сын рассказал, что Запретная для хищных тварей зона в Таганроге существует благодаря трем столбам. Так почему бы не исправить ситуацию, взорвав монумент? Пусть мрази познают на себе силу клыков лютоволков и паучьих жвал. Тол, пара детонаторов, дюжина гранат, лежащих в вещмешке, сделают свое дело. А после уничтожения памятника правитель решил остаться, вылавливать мерзких выродков по одиночке и убивать, убивать, убивать… Ведь пустой город — идеальное место для партизанской войны.

Спустившись до середины лестницы, царь вдруг ощутил странный, дурманящий запах. Антон, остановившись, принюхался. Где-то дымился костер.

Орлову отчего-то вспомнились школьные годы, старшие классы, гоп-компания, признавшая его заправилой, прекрасный летний вечер, стакан вина и симпатичная развязная девчонка, с которой он лишился невинности. Странно, до сих пор не забыл марку вина: дешевое «Шардоне» молдавского производства. Правитель невольно поморщился: натуральная бормотуха. Впрочем, в Лакедемоне вино получается еще хуже. А вот имя своей первой возлюбленной Антон, как ни старался, назвать не мог.

«Ирка, Анька, Олька, — шевеля губами, перебирал он имена, спускаясь по ступенькам, — да на хрен все это дерьмо! Дурь всякая в голову лезет!» — царь сплюнул и продолжил путь к набережной.