– Ук! – обрадованно подтвердил дикарь. – Ук!

И хлопнул Рольвана по плечу с такой силой, что питье пролилось на постель.

– Спасибо, Морак, он все понял, – поспешил успокоить его Гвейр. – Ты друг и Рольван друг, мы все здесь друзья. Мясо, Морак. Ты про него не забыл?

Дикарь поспешил обратно к очагу, задержавшись по пути, чтобы обнюхать возившуюся с ребенком женщину. Та ответила рычанием. Рольван предпочел отвернуться.

Питье оказалось теплым и приторно-сладким, но горлу от него полегчало. Рольван осушил чашу.

– Когда ты успел сделаться лекарем, Гвейр?

Тот пожал плечами:

– Мне здесь многому пришлось научиться, чтобы выжить. Эта трава похожа на ту, которой нас в детстве лечила Аска, а действует еще лучше. Мы с тобой говорили про Игре.

– Прах побери, Гвейр, неужели ты думал, что она так просто оставит тебя здесь? Боги не разрешили ей пойти самой, вот она и отправила меня.

– Первое время я ждал чего-нибудь такого, – задумчиво сказал Гвейр. – Какого-нибудь чуда от Игре… хотя чудом было уже то, что я жив. Но потом… прошло слишком много времени и я подумал, что она ничего не может сделать. Или… что ее самой нет в живых.

Рольван отставил чашу и впервые внимательно посмотрел на Гвейра. Его вид, седина, этот заросший шрам, даже само лицо – непохожее на него прежнего лицо уставшего и смирившегося с со своей участью человека. Изменения были заметны сразу, с первого взгляда. Рольван давно все понял бы, не будь он слишком занят иными заботами.

– Сколько времени ты здесь прожил?

Гвейр не удивился вопросу. Криво усмехнулся:

– В этой пещере или в этом мире?

– В этом мире.

– Три с половиной года. Здешних. Сутки здесь короче, чем у нас, но месяцы длиннее, если считать по луне…

– Три года! Ты это всерьез?!

Гвейр кивнул:

– Я догадался почти сразу, как тебя увидел. Ты совсем не изменился, даже плащ тот же самый. Сколько времени прошло для тебя?

– Меньше двух месяцев. Игре открыла Врата в праздник осени. Это невозможно, Гвейр, три года! Как же ты выжил?