– Мы не сможем быть, как раньше, – сказал он. – Ты понимаешь это, Кар?

Кар промолчал, но император и не ждал ответа.

– Ты теперь правитель колдунов, – продолжил он. – Я поклялся моей любимой, что сохраню им жизнь и свободу. Я сдержу клятву, это все, чем я могу почтить ее память.

Сразу по возвращении я отправил гонцов на север, сейчас жрецы покидают Долину колдунов. Возвращайтесь туда. Долина получает статус независимой области Империи; ты – мой вассал и единственный представитель моей власти там. Колдуны приравнены в правах к остальным моим подданным и могут селиться, где пожелают. Но занятия колдовством в Империи караются смертью. У себя же в Долине можете колдовать, сколько угодно, жрецов там не будет. Вассальные повинности мы обсудим с тобой позже.

– Ты… отсылаешь меня, Эри? – спросил Кар, когда император замолчал.

Эриан резко отбросил волосы со лба. Руки у него тоже дрожали.

– Ты все еще мой наследник, Кар, пока будущая императрица не родит мне сына. Твои обязанности остаются за тобой. Тебе придется бывать здесь, и, разумеется, ты должен участвовать в свадебной церемонии как мой брат. Но я буду признателен, если ты не станешь появляться здесь слишком часто. Ты понимаешь меня?

– Да, повелитель.

– В таком случае не о чем больше говорить. Ступай.

Все внутри императора кричало «Уходи». Кар встал, повинуясь не словам, а этому неслышному крику. Вопрос настиг его в дверях, тихий, измученный, как будто Эриан обессилел в споре с самим собой:

– Кар?

– Да, государь?

– Если я позову… когда-нибудь. Ты придешь?

– Да.

– Оставишь все, своих колдунов… Все?

– По первому твоему слову.

– Хорошо, – прошептал император. – Иди.

Мягкие сапоги из кожи дракона ступали почти неслышно. Только иногда мелкий камушек или выпавший из чьей-нибудь подковы гвоздь попадались под ноги, чтобы выкатиться и звякнуть на брусчатке, на крохотный миг оживив ночное безмолвие. Потом опять смыкалась тишина. Кар не знал, куда идет. Спящие фасады домов провожали его слепыми глазницами окон, узкие провалы переулков зияли дырами в никуда. Неровные полосы лунного света расчерчивали мостовую искаженными, безумными тенями. Редко, словно из другого мира, долетали звуки: чья-то сонная ругань из-за плотно закрытых ставен, хриплые крики ночных пьяниц из бессонных трактиров, далекий стук подков. Одни раз, минуя переулок, Кар услышал возню, тонкий вскрик и звук входящего в плоть клинка. Магические чувства обожгла чужая боль и липкая радость насилия. Кар даже не повернул головы. Один раз мимо шагом проехали всадники, однажды повстречался ночной гуляка – он шел, вихляя от одной стороны улицы к другой и во весь голос распевал песню о некой красотке, так и не дождавшейся возвращения любимого с войны. Кар слушал его, не слыша. Дома и люди казались ему призраками, порождением больного разума. Настоящей была лишь темнота. В ней звучали голоса мертвых. Они замолчали навсегда – наверное, поэтому ничто не могло их заглушить. Они обвиняли, спорили. Звали. Кар напрягал слух, надеясь различить между ними Кати, но ее не было.