– …Вот ведь какие сукины дети… – не переставал бормотать Марваз, тяжело дыша и упорно переставляя ноги.
Перевал, который обещал им показать благочестивый пастух, оказался не таким уж низким. Дорога уходила вверх потихоньку, словно давая привыкнуть к себе. Но по тому, каким далеким виделось пасмурное небо, Марваз понимал: скальная серая стенка справа будет только расти. Буроватый мох между ломтями камней сочился влагой, порывы ветра беспощадно били по облетевшим скелетам земляничных деревьев. Такой же бурый, словно сожженный солнцем или перепивший влаги можжевельник курчавился среди редких полянок ослепительно изумрудной травы. Слева склон плавно опадал мшистыми серыми уступами.
Марваз оглянулся: под ногами ходила ходуном темная зелень каменного дуба. Лагерь давно скрылся из виду. Каид снова выругался:
– Чтоб вам райской награды не видать!..
Пыхтевший следом Рафик рассудительно заметил:
– Ну так гази, что ты хочешь, брат. Тарик еще когда сказал: станет похолоднее, они нас бросят. Вот они и бросили, что…
Воины веры – все, сколько их осталось в живых после штурма Саара, – отказались идти через горы. Хаджадж ибн Умар повел свое горе-воинство по домам. И вроде как их всего две с небольшим тысячи, но когда у тебя войска чуть больше десяти тысяч, а две из них уходят – это ощутимая потеря. Халиф, правда, взял с трусов слово стоять лагерем под развалинами Саара еще неделю – чтоб карматы, значит, думали, что ашшаритская армия пойдет через Ущелье Длинных ножей, на приступ горных замков.
– Ух ты, красота-то какая… – вдруг ахнул Рафик, и Марваз поднял взгляд от камней под ногами.
И впрямь красота. Они вышли на пологое плато, сплошь заросшее цветущим ладанником. Крупные розовые и белые цветки утыкивали куртинки кустиков, а над одуряюще пахнувшими зарослями торчали невысокие сосны с длинными мягкими иглами. Дорога уходила в такой же лесок – словно его кто нарочно высадил, чтоб путников от ветра защитить. И белыми камушками обложил обочины – для пущей надежности, чтоб с пути не сбились. Голова походной колонны уже вошла под раскачивающиеся под ветром сосны.
– Все равно, от Сумамы я такого не ждал, – отрезал Марваз.
Рафик только вздохнул. Потом заметил:
– Это от того, что добычи нет. Никакой. Нету добычи – нету у гази интересу.
– Это от того, что они трусы, – скрипнул зубами каид.
Вчера вечером Сумама, не глядя в глаза, принялся собираться. Все бормотал, что, мол, Тарика он боится больше, чем карматов. И что под началом сумасшедшего сумеречника в бой не пойдет, а ежели эмир верующих такому безумцу доверяет, значит, безумие нерегиля заразно и скоро все вокруг него перебесятся.