Посмотрев через плечо, Зубейда прищурилась: отряд под вражеским знаменем стремительно приближался.

– Мансур, возьми за руку Марвана, – спокойно приказала она евнуху.

Тот перехватил рвущегося мальчишку и бесцеременно потащил за собой. Охая и ахая, за ними семенила старая Зайнаб-кормилица.

Сзади нагнали торопливые, плюхающие, грузные шаги:

– О моя госпожа! О моя госпожа!

Зубейда обернулась:

– Да, Тумал.

Кахрамана, задыхаясь, подшлепала ближе:

– Эти скверные принялись расхищать ларцы и узлы с платьями, я…

– Забудь о платьях и ларцах, о Тумал, – спокойно сказала Зубейда.

Буран мокрым тюком повисла на ее руке и заскулила. Управительница смотрела Зубейде прямо в глаза – долго. Потом вздохнула и пожала толстыми плечами – как ни странно, без страха или отчаяния. И спокойно сказала:

– Воистину, человек несомненно бессилен.

И повернулась к пыхтящему, волочащему мальчишку Мансуру:

– Поможешь мне?

Зубейда подняла бровь.

– Я отвозила в Ракку ту брюхатую певичку, – рассудительно пояснила кахрамана. – Пытать будут, чтоб дознаться, где она. А я не хочу ее выдавать. Пусть уж живет, дура блудная…

Ситт-Зубейда кивнула – и управительнице, и Мансуру. Тот кивнул в ответ.

Разглядывающая их лица Буран завыла собакой:

– Не хочуу-уууу!… не хочу-ууууу!..

Кахрамана со вздохом подхватила ее под локоть и поволокла вперед.