Устало вытерев лоб рукавом, Иорвет криво усмехнулся. Сука-удача. Их спасли – надолго ли? – ушрусанцы. Ну что ж, это справедливо: предчувствие обмануло Видящего лишь перед самой смертью. Ошибка Видящего стоит ему жизни, иначе с чего бы ему умирать.

Горцы кого-то заарканили и поволокли по воде. С удивлением Иорвет понял, что в веревочной петле бьется и голосит женщина.

– Я благодарна тебе, Иорвет, – четко выговорила парсиянка.

И резко потянула с головы звякнувший кольчужной бармицей шлем. Подколотые наверх вьющиеся пряди распались по плечам.

– Ты спас мою сестру, Зубейду-хатун.

Они долго смотрели друг другу в глаза. Мараджил, кстати, взгляда не отвела. Лишь пожала плечами:

– А за то, прошлое… Не вини меня, Якзан. Вспылила я.

– Со всяким бывает, – без тени насмешки ответил Иорвет.

Прислушавшись к дыханию жизней в роще жидких акаций, он добавил:

– С госпожой Зубейдой путешествовали дети халифа. Их ты тоже спасла, моя госпожа.

– Танджи, выходит, до них не добрались, – усмехнулась Мараджил.

– Не добрались, – тихо подтвердил Иорвет.

– Ну что ж, – улыбнулась парсиянка. – Спасла так спасла.

И гаркнула одному из своих айяров:

– Коня господину хранителю ширмы!

Придерживая папахи, те кинулись ловить под уздцы берберского – судя по варварскому обилию кистей на поводьях – гнедого.

С берега донеслись новые женские вопли. Айяр подтаскивал к себе на аркане девушку в сбившемся платке.

– Зачем твои воины убивают женщин? – спокойно спросил лаонец.

– Ты знаешь, как танджи вас нашли? – покосилась Мараджил.

Ушрусанец тем временем подтянул упирающуюся, голосящую невольницу к себе под стремя, ухватил за выбившиеся волосы, запрокинул голову и взрезал горло.