После этих слов оба долго молчали.

Потом Тахир шумно вздохнул, со скрежетом обнажил кинжал и, морщась и ругаясь сквозь зубы, принялся вскрывать сургучную пробку кувшина.

Булькнув в подставленный стаканчик и себе в пиалу, парс еще раз вздохнул – и снова опрокинул в себя густую малиновую влагу.

Вазир пригубил небольшим глотком.

– Я не могу идти к Масабадану, – вдруг сказал Тахир.

– Что? – опешил Абу аль-Хайр. – Да он тебя…

Парс безнадежно отмахнулся:

– Знаю. На требуху пустит.

– Но…

– Я все равно не жилец, – красные воспаленные глаза снова уставились Абу-аль-Хайру в переносицу.

Вино Тахира не брало: видимо, парс пил давно и не прекращая.

– А так… хоть дети жить будут…

Начальник тайной стражи наклонился и прищурился:

– Чего она хочет?

– Ведьма-то? – зло осклабился Тахир. – Ушрусанская злобная сука – да благословит Всевышний матушку эмира верующих! – велела мне сниматься с лагеря и, бросив обоз, маршем идти на столицу. То бишь на встречу с ней. Госпожа Мараджил желает встретить сына подарком в виде верного престолу парсидского войска.

– И отгородиться от Тарика рядами парсидских копий… – пробормотал Абу аль-Хайр.

Парс запрокинул кувшин и хлебнул прямо из горла. Малиновая густая жидкость потекла по подбородку и на роскошную ткань кафтана.

– Так-таки велела бросить обоз? – вдруг усмехнулся начальник тайной стражи.

Тахир хмыкнул и оторвался от посудины:

– Не весь, о Абу аль-Хайр. Невестку велела прихватить всенепременно. А остальных женщин приказала убить.