Бедуин нахмурился и твердо ответил:

– Стрелок, мне не нужны деньги. Мне нужна Абла. Я беру вьюк, сажусь на верблюда и гоню Дахму в кочевье к дяде Убаю. Это утро мы с Аблой встретим вместе.

Рами вдруг улыбнулся по-настоящему и сполз с лошадиной спины:

– Ну и ладно. Пошли, герой… Кобылу провести надо, пусть отдохнет, хорошо побегала…

Покусывая губу – чтоб не заорать от восторга и возбуждения, – Антара побежал следом за Стрелком. Тот шел, как летел, Дахма грациозно переступала следом и – о диво! – вовсе не беспокоилась. Юноша сжимал в потной ладони чумбур и неверяще, счастливо улыбался.

Над головами горели звезды, заливая холмы белесым призрачным светом. Мы живы, живы!..

– Обтереть ее нужно! – пробормотал Антара – вдруг в голову пришло…

А как пронеслись! Ух! А как шла лошадка! Ух! Словно и не чувствовала двоих на своей длинной спине!

– Укрыть бы ее чем…

Был бы ковер, хорасанский, – таким бы укрыл! Сокровище, а не кобыла!

А воды сейчас не надо, обопьется холодной из колодца, простудится – что тогда делать? Самому в колодец прыгать?

Но как прокатились, а?

Одно плохо – мутайр могли их запомнить. Точнее, Антару-то нет – кому нужен чернокожий парень? Таких на ярмарке, вокруг ярмарки и после ярмарки табунами ходит. А вот Рами – тут да. Других сумеречников Антара в аль-Румахе не видел, хоть и болтали что-то о лаонцах, что с кальб кочуют. Но кальб на ярмарке не появились, непонятно почему.

Все еще дрожа от возбуждения, Антара едва не ткнулся в спину Рами – тот резко остановился, прислушиваясь к тому, что происходило впереди. Вскрикнув от неожиданности, юноша вынырнул из мечтаний – и тоже услышал.

Где-то вдалеке причитали женщины.

Ветер резко стих, и с ним стихли звуки – только в камнях посвистывало, и Дахма шумно фыркала и дышала.

Становище лежало в низине – в прозрачном ночном небе курились дымки, яркими точками горели костры, серели разбросанные там и сям шатры. Вон отцовский – большой самый…

Порыв ветер ударил снова, и с ним снова послышались жалобные крики.

– Что-то там не то творится… – пробормотал Рами, щурясь в темноту.

Женские постанывания стали громче – опять ветром принесло. Умер, что ли, кто?..