– Д-дурр-рак! – рявкнула богиня, на мгновение замерев. – Я тебя не поцелую! Я тебя загр-рызу!

И, разинув пасть, прихватила зубищами горло.

* * *

Мустафа, скособочась на спине лошади – достали дротиком в бок, суки, да и вся грудь в кровище, исполосована, рубаха клочьями висит, – повелительно махал рукой: давайте, давайте, мол, скорее, обдирайте трупы и убираемся отсюда!

Они узнали самое главное: Дахму угнал Авадов черномазый сынок. Хотел завернуть в становище, но – прохрипел зиндж-невольник, прежде чем испустить дух, – поспорил со своими и решил убраться с бесценной добычей подальше. Ну что ж, далеко не уедет – все посредники, способные выложить деньги за кобылу-жемчужину, сидят сейчас в аль-Румахе. Дальше ярмарки не уедешь, Антара ибн Авад. Кобыла приметная, как приведешь ее – сразу пойдут разговоры. И мы тебя сцапаем.

А чтоб папаша твой был посговорчивей, а посредники пословоохотливей, мы еще и живности вашей прихватим. Либо шейх пожелает скотину вернуть и сам отыщет Дахму и накажет непутевого сыночка, либо посреднику пригоним стадо барашков, и ему разом станет выгоднее вернуть Дахму законному владельцу.

Мустафа, кривясь от боли, важно кивал горячащим лошадок сыновьям:

– Аяз, ты ведешь верблюдов, остальные пусть гонят коз и баранов!

Старшенький, Аяз, радостно осклабился, и Мустафа, поглядев на стадо, понял, почему.

Верблюды бану суаль бежали мимо, один за другим, а за ними бежали приглядывавшие за скотиной чернокожие рабыни – целых пятеро. Рысят следом, не бросили верблюдов – хорошие, преданные невольницы. И быстро бегут – сильные. И бедра у каждой широкие, хорошие бедра, так и ходят ходуном на бегу. Хорошие рабыни, им и вонзить приятно, и работать хорошо будут.

Аяз улыбнулся, провожая взглядом одну – стройную, с большими грудями, в полосатом тюрбане. Черная почувствовала на себе жаркий взгляд мужчины, обернулась и довольно осклабилась, поправляя в вырезе рубахи здоровенные холмы счастья. А больше на бабе ничего и не было – только груботканая гандура, подол такой рваный, что коленки сверкают. Аяз с шумом втянул носом воздух. Рабыня расхохоталась и побежала дальше, покачивая мощными бедрами.

Что б его сыну не радоваться: баб пять голов, и их семеро. Надо только проверить, не в тягости ли какая, – чужого ребенка по закону можно продать, причем выгодно. Вон как старый Авад распорядился сводным братом Антары: мальчик подрос, так шейх его не просто на рынок отвел и не на скотину сменял, а привез в аль-Румах на ярмарку и заплатил заезжему харранскому лекарю. Тот сбрил парнишке яички, оставив зебб – говорили, что за таких евнухов в городах готовы платить любые деньги, – и, как мальчишка поправился, шейх продал его в Марибе за двадцать золотых. О! Двадцать динаров за сына черной рабыни! Да, Авад всегда был хитрым.