Самийа молча плюнул ему под ноги кровавой слюной.

– Говори, – улыбнулся Мустафа.

И с размаху наподдал твари ногой под дых. Самийа охнул, мотнул головой, снова плюнул.

– Во вьюк его, – приказал бедуин.

Сумеречник показал острые хищные зубы:

– Не скажу, не надейтесь!..

– Скажешь, – улыбнулся Мустафа. – Мы умеем спрашивать, о дитя сумерек.

Проводив глазами фарисов, волокущих за локти рычащего и бьющегося самийа, он усмехнулся: «Не скажу, не надейтесь!» Ну-ну…

И сделал знак своим людям – уходим.

Оглянувшись в последний раз на становище бану суаль, бедуин увидел удаляющуюся цепочку огней – факелы. Гвардейский отряд не стал ждать утра и отправился обратно в аль-Румах. Облегченно вздохнув, Мустафа восславил Всевышнего и пустил лошадь галопом.

* * *

Окрестности Дживы, утро

Когда окончательно рассвело, Антара перешел на тряскую рысь. Точнее, на рысь перешла Дахма. Чудо-кобыла все ж таки приморилась после ночной скачки и галоп более не тянула.

Трясясь на спине вороной красавицы, Антара проклял вселенную и поклялся, что больше никогда – ты слышишь меня, Всевышний! – никогда не будет ездить без стремян. Иначе он останется не только без возможности сесть и ходить ровно, не враскоряку, но и без потомства.

Шатры клана почтеннейшего Убая юноша разглядел издалека – черные полотнища четко виднелись на рыжих камнях обширной котловины, в которую осенние дожди успели нацедить мелкое озерцо. Вершина холма, к которой лепились крохотные домишки Дживы, выплывала из туманной дымки.

У шатра дяди Антара почтительно спешился. К тому времени, как Убай вышел, вокруг вертелись, верещали, тыкали пальцами и восторженно голосили все дети и мужчины становища. Женщины осторожно выглядывали из-под пологов, скрывая платками лица.

Дядя выплыл животом вперед, оглаживая длинную бороду. Запоясанный халат из потрепанной парчи – сменял в прошлом году на двух баранов – расходился на пузе, показывая малиновую рубаху в жирных пятнах. На груди болталась, свисая чуть ли не до пупа, толстая золотая цепь с немного помятым медальоном – гнезда для драгоценных камней пустовали, похоже, Убай цепь оставил, а камни продал.