Внезапно вспыхнули фонари — включилось городское освещение. Тьма отползла в укромные закоулки детской площадки, скрылась под горками, спряталась в домиках, расписанных лубочной живописью, и незнакомец стал виден. Это был мужчина с жидкой бородкой и горящими глазами, в черной рубашке, расстегнутой до середины, и черных штанах. На груди его серебрился монограммный крест в виде буквы "Х", которую пересекал крючок — символ пастырского жезла.

"Анэкклисиат, сектант — раскольник", — понял куратор, и на душе у него отлегло.

Впрочем, себя они сектантами не считали. По количеству поклонников они почти сравнялись с официальным православием. Лет шестьдесят, а, может, и все семьдесят назад некий священник, отец Лаврентий, объявил, что церковь погрязла в стяжательстве и блуде, что теперь она служит дьяволу, а не Богу, что священники забыли о горнем, и копят богатства на земле, вводя в заблуждение и искушение паству, а значит церковь нужно отринуть от себя, стать бесцерковником, то есть анэкклисиатом. Во времена Реставрации их попытались задавить на корню. Несколько наиболее ретивых проповедников погибли при загадочных обстоятельствах, многих посадили за разжигание религиозной ненависти. Однако среди верующих раскол продолжал шириться и никакие репрессивные меры не помогали. После падения компрадоров бесцерковников перестали преследовать, и при Советах, и при Кашине и сейчас они чувствовали себя достаточно вольготно.

Мужчина сидел в беседке. На столике было разложено несколько книг. Глаза его фанатично блестели. А может — лишь отражали свет уличных фонарей.

— Что вы здесь делаете? — спросил Петр Георгиевич, пытаясь вложить в голос твердые нотки.

— Любуюсь книгами, подписанными ныне упокоившимся святым Лаврентием, брат, — ответил бесцерковник.

— У вас имеется разрешение на продажу религиозной литературы на территории Москвы?

— Конечно, — сказал мужчина, доставая из нагрудного кармана свернутый вчетверо листок, — также могу предоставить разрешение в электронном виде, но ведь у вас нет сканера, брат?

Петр Георгиевич внимательно посмотрел бесцерковнику в глаза. Они действительно поблескивали, как у хищника, затаившегося в темной чащобе.

— А почему вы здесь, на детской площадке, а не в специально отведенных для торговли местах? — спросил куратор, разворачивая для виду листок.

— Так ночь уже, брат. Отторговал я. А сейчас просто сижу, отдыхаю и любуюсь книгами.

"Зачем я к нему пристаю? — задал самому себя вопрос Ионов. — Сидит и сидит. Порядок не нарушает и ладно".

Петр Георгиевич, отдав документ, уже хотел развернуться и идти домой, но тут анэкклисиат спросил: