Красноармейцы сняли снегоступы, поставили их в угол, потом поочерёдно обмели одежду и обувь, причём Резо ещё и за Марикой поухаживал: смахнул с неё снег.

А я почистить шинель не смог, поскольку последние силы оставили меня. Так и осел кулем на дощатый настил пола и только благодаря Ване — тот успел подхватить меня, когда я падал — избежал удара головой о бревенчатую стену сруба.

Под цепким взглядом старшины Иван снял с меня задубевшую шинель, помог подняться по крашенным коричневой краской покосившимся ступеням крыльца и, пригнув ладонью мою голову, чтобы я не стукнулся о низкую притолоку, завёл в дом.

Жильё встретило нас теплом и весело потрескивающим огнём в сложенной по центру избы печке. На вбитом в потолочную балку крюке висела старая керосинка с закопчённым стеклом. Я так и представил, как по вечерам в ней теплится огонёк, размазывая тени по стенам и разгоняя мрак по углам.

В красном углу на полочке под белым рушником когда-то была икона Христа Спасителя. Брёвна со временем потемнели и там, где она стояла, остался светлый прямоугольник. Теперь это место заняла перевязанная чёрной ленточкой фотокарточка мужчины в военной форме с двумя миниатюрными танками в петлицах.

Печальные глаза танкиста смотрели на каждого, кто заходил в дверь, и от этого взгляда становилось как-то не по себе. Погибший сын хозяйки как будто заглядывал в самые потаённые уголки души, извлекая на свет всё тёмное и светлое, что хранилось там.

Под полочкой до сих пор висела лампадка. Сейчас она не горела, но я подозреваю, что иногда бабулька зажигала в ней маленький огонёк и, встав на колени, разговаривала с сыном, глядя на фотографию выцветшими от слёз глазами.

Внутреннее убранство избы не отличалось изысками. Покосившиеся оконца закрыты короткими шторками с вышивкой, на дощатом полу разноцветные дорожки полосатых половиков. В дальнем углу большой окованный железом сундук, где хозяйка хранила нажитый за всю жизнь небогатый скарб. Вдоль длинной стены стол под заштопанной, но чистой скатертью; под ним три табуретки, четвёртая в углу, где фотография, на ней пожелтевшая от времени газета «Правда», на которой цветочный горшок с геранью. Справа от входной двери бадья с водой, слева низкая деревянная скамья. За печкой железная кровать под серым шерстяным одеялом и с горкой подушек в изголовье.

Ваня помог мне сесть на скамейку, стащил с ног сапоги, из которых на пол высыпались хрусталинки ледышек, поставил их подошвами к печке. Потом подхватил под мышки, подвёл к торцу печи, усадил на пол. Стол и стена с двумя окнами как раз оказались напротив меня.