— Цирк, что ли? — пробормотал Романов. Женька вдруг ловко вскочил на седло, встал на ноги, выпрямился. Вгляделся и, соскочив, удивленно сделал брови: ага! — Цирк? — недоверчиво переспросил Романов. Белосельский с улыбкой кивнул…

Мальчишек было пятеро, девчонок — трое. Всем — лет по двенадцать-пятнадцать. Они разбили две ярких, раскрашенных от руки палатки (большую и поменьше) с яркими многоцветными надписями «СМЕШАРИКИ». Две девчонки и двое мальчишек, одетые в облегающие трико и босиком, разминались, делая несложные гимнастические упражнения. Еще двое мальчишек, забравшись на столбы, натягивали между ними, деловито перебрасываясь какими-то репликами, канат. Третья, самая старшая, девчонка раскладывала на легком переносном столике разные гимнастические принадлежности. Последний мальчишка, в аккуратном костюме, длинноволосый, очень красивый полудевичьей красотой, но с жутким шрамом через весь лоб параллельно бровям, тренькал на гитаре, а как раз когда Романов и Женька подошли ближе, умело подыгрывая себе, запел отлично обработанным и поставленным голосом довольно жутковатую, но в то же время веселую песню:

Внимание Романова приковало то, что юный певец был совершенно сед. Это казалось даже пикантным, чем-то вроде части имиджа… если бы еще сохранялась в мире такая вещь, как имидж. А это просто была настоящая седина…

Забыв про дела, Романов и Женька прослушали и просмотрели всю почти часовую программу. Женька вообще не сводил глаз с юных циркачей и бурно аплодировал, сильней всех, словно бы компенсируя бешеными хлопками свою немоту. Номера перемежались пением, и, когда старшая девчонка объявила об окончании выступления, Романов решился подойти и заговорить.

Помогло то, что рядом был Женька. Вся юная компания ощетинилась, сбившись в кучу. Смотрели явно враждебно и без страха, и Романов наметанным глазом определил, что как минимум у двоих мальчишек (тех, что на столбы лазили — крепить канат для акробатических трюков… без страховки, они заставляли сердце буквально замирать) под рукой в карманах курток пистолеты. Говорила та девчонка, одна — причем говорила неожиданно вежливо, но смысл ее слов определенно сводился к «иди ты, дядя, отсюда!».

Вот тогда выступил Женька. Энергично. Очень. Начал он с того, что цветным желтым мелком, взятым тут же, из реквизита, написал на побитом асфальте большими буквами: «ДУРА!!!» — и на последнем знаке раскрошил мел.

Почему-то цвет букв придавал надписи особенное ехидство. У Женьки осведомились, не хочет ли он в лоб? Он отмахнулся, достал блокнот. Вокруг него сгрудились. Романов ждал, держа обоих коней в поводу. Головы покачивались. Слышалось бормотание и неясные вскрики. Потом седой мальчишка вдруг повернулся и тихо спросил Романова: