Обоих пулеметчиков он застрелил с левой руки практически за секунду — двумя пулями одного, двумя другого, — перехватив финку в зубы, правой швырнув в соседний пулемет гранату, уже падая навзничь. Тут же, сразу после взрыва, подскочил, словно на пружине, уклонился от очереди уцелевшего пулеметчика и пристрелил его в лицо в броске. Выстрелил в спины еще не успевших повернуться двоих бандитов, видневшихся ближе остальных, — один упал ничком, второй присел, роняя оружие, закачался на корточках, пронзительно завывая.

Еще трое бежали к нему — в метели они казались чернолицыми призраками, у которых вместо ртов — ямы.

Вторую гранату. Патронов всего два в магазине. В них — гранату (он замахнулся) — и перезар…

Его дернуло и поволокло за руку — не больно, но неприятно, тянуще, беспощадно как-то. Он рванулся, падая на спину, высвободился… И тут же очень сильно закружилась голова. Так сильно, что он закрыл глаза и мучительно икнул. Головокружение прошло, он открыл глаза и удивился — пурги не было. Только мела поземка.

Свою правую руку Женька увидел в полуметре от себя. Она лежала, шевеля пальцами, грязная, какая-то черно-сине-алая. Женька хихикнул — это было смешно, как она шевелилась. Потом прижал обрубок к груди. Задумчиво посмотрел на него, сжал сильней, чтобы унялась кровь, — ее и так много вытекло, оказывается… В гранату попали, что ли? Или она была бракованная? Подумал, что это та самая рука, которую он отрубил тому несчастному существу в школе Ващука, — тоже правая… Из алого с белыми вкраплениями среза все равно брызгала кровь — тремя струйками. Женька полез в нарукавный карман за пакетом, но внезапно понял, что сил нет. Совсем нет.

Тогда она перевернулся на бок и посмотрел вокруг.

На белом лугу по дороге к лесу не было никого. Мертвых не было тоже, и Женька улыбнулся, поняв, что добежали все и донесли раненых.

— Ушли, — сказал он и, улыбнувшись снова, лег на живот. С другой стороны подходило несколько серых низеньких и пузатых каких-то от теплой одежды фигур. Женька уронил голову и только краем глаза видел их ступающие валенки в резиновых калошах… а на одном — высокие теплые ботинки. Стало больно, но не в руке, а именно в животе, боль была горячей и тяжело переливающейся. Он потрогал живот и попал во что-то глубокое, горячее и подергивающееся. «Ну вот и все…» — Женька попробовал испугаться или о чем-нибудь пожалеть, хотя бы представить себе «всю свою жизнь»… но стало темно. И в этой темноте он все-таки достал чужими пальцами из кармашка «лифчика» последнюю гранату, почувствовав, как закрепленное тросиком кольцо выскользнуло из запала. Положил гранату под грудь. И успокоенно вздохнул. Пусть подходят и переворачивают. Пусть.