– Таким когда-то был наш мир… – прошептал кто-то, стоящий за его спиной. Ульрих попытался обернуться, но тело не послушалось его, и он, пару раз дёрнувшись, остался неподвижно наблюдать за равниной, покрытой травой, курганами и башнями. Приглушённый голос сзади продолжил: – Пока искали мы не пир для тела, но для разума… Искали. Нашли? Не знаю… Или потеряли?

Ландшафт стал стремительно меняться. Небеса потемнели, низко несущиеся тучи набухли коричневым и серым. Грязные потёки рассекли радужную равнину, вымывая почву и убивая траву. Проплешины росли, сливались воедино, обнажая тёмные кости скал. Отвратительные даже на первый взгляд желтоватые косые струи дождей довершали разрушение, растворяя остатки земли. Башни покрывались ржавчиной, оседали, распадались прахом, а курганы развеял ураганный ветер. В помутневшем воздухе, вонявшем сероводородом и метаном, можно было различить только тени приземистых тяжёлых строений, примостившихся между камней и скал.

– Нет, всё же потеряли мы свой дом, свой кров, и кровь свою отдали во имя торжества небес, которые взрывали своею силой – силы для, – голос окреп, и стал бархатистым, проникающим, казалось, в самые закоулки сознания. Почему-то Ульриху показалось, что говоривший эти слова одет в вычурный плащ, и лицо его сокрыто маской. Он скосил глаза назад, но смог рассмотреть только торчащий над своим плечом белёсый клюв.

«Чумной Доктор? – подумал фон Цепеш, – но как? Откуда бы ему взяться здесь, в нашем родном мире?» В том, что ему довелось увидеть прародину своей расы, вампир нисколько не сомневался. Заученные предания резонировали в памяти с картиной, и сама кровь его народа, казалось, вопиет к небесам.

– Остались те, кто выбрал путь иной, с чужими связанный тоскою небесами. Они ушли, и каждый нёс изгой проклятие… – маска дёрнулась, уходя из поля зрения. Голос прервался, чтобы надтреснуто продолжить: – Их кровь. Усталая, древняя кровь. Им суждено для поддержанья жизни пить кровь чужую. И тихо дни терять бессмертия, не в силах воротиться… на родину. Ха-ха-ха!

Издевательский каркающий смех, отдаваясь эхом, стёр картину умирающего мира, стёр саму ткань реальности, и растаял в наступающей темноте.

Ульрих, дрожа, проснулся. Рядом тихо посапывала Елена, её указательный палец правой руки подёргивался, словно нажимая на спуск штурмовой винтовки, а яркие губы кривились в тени усмешки. Фон Цепеш знал, что Владленовой часто снится её служба в штурмовых частях, и уже давно смирился с её локтями и коленями, периодически врезающимися с размаха в чувствительные места спящего вампира.