— Красиво, — вяло буркнул Молотов и выключил фонарь.
Больше никто не сказал ни слова. Прошло пять минут, десять. Время, отведенное на привал, давно вышло. Никто не поднимался на ноги, не напоминал Борису, что пора идти дальше. Будда как обычно впал в состояние, похожее на анабиоз. Сталкер сидел, опустив голову на скрещенные руки. Время шло. Лена начинала мерзнуть. Все туннели метро казались ей одинаково сырыми, но в этих перегонах, проложенных среди плывунов и подземных рек, под Малой и Средней Невками, сам воздух казался наполненным влагой.
Саднили стертые ступни, ломило поясницу. Лекарство дендрофилов помогало спастись от кашля, но насморк не прекращался. От влажности у Лены кружилась голова.
Пытаясь согреться, Рысева прошлась вдоль перрона. Посветила фонариком, чтобы лучше рассмотреть странные украшения станции. И вздрогнула. Тут и там виднелись жутковатые рисунки, при одном взгляде на которые душа уходила в пятки: львиные морды, человеческие лица, обрамленные густыми волосами, женские фигуры с непонятными предметами в руках. Направив луч фонаря на одну из картин, Лена различила под слоем пыли и грибка буквы.
— "Камен… ост. ов", "Ел. ин ост…", — прочла Лена. — Что еще за Елин ост?.. А, это гербы островов.
С другой стороны платформы среди колонн заметила девушка ржавый поезд. Он наполовину въехал на станцию, а потом, видимо, пропало напряжение и состав замер, не успев вытянуть хвост из туннеля. Головной вагон выглядел очень необычно: две пары крохотных фар располагались у него не по бокам кабины, а под самым стеклом, и напоминали глаза[41].
— Прикольно, — пробормотала девушка, запустила в волосы пятерню. Так она обычно делала, сочиняя новое стихотворение. И словно сами собой начали рождаться в ее голове строчки.
Искрящихся проводов на станции заметно не было: она была обесточена давным-давно, и за последующие годы попытки заменить испорченную проводку едва ли предпринимались. Но Лена посчитала, что так будет звучать красивее, загадочнее.