Эту недлинную речь я произносил минут пять.

– Отец! – прошептал он, плача. – Может, хоть ночью я смогу передать тебе пищу?

Он тщетно старался просунуть сквозь прозрачное препятствие кусочки еды. Он вбивал их в силовой забор – они падали на пол, он поднимал их, снова пытался просунуть. Плач его становился все громче.

Я смотрел на него, вяло соображая, чего ему еще надо. Мне не хотелось есть, не хотелось разговаривать, я лишь одно понимал: рыдания могут разбудить Мери – и она не справится с приступом отчаяния.

– Астр, иди спать! – сказал я. – Даже атомные орудия наших предков не разнесут эти стены, а ты хочешь пробиться сквозь них слабыми кулачками.

На этот раз я говорил связной речью, а не словесными корпускулами. Астр бросил на пол принесенную еду, стал топтать ее ногами. Он все громче плакал. У него был слишком горячий характер.

– Перестань! – приказал я. – Стыд смотреть на тебя!

– Ненавижу! – простонал он, сжимая кулаки. – Отец, я так ненавижу!

– Иди спать! – повторил я.

Он уходил, через каждые два-три шага оборачиваясь, а я смотрел на него и думал о нем. Он был сыном шестнадцатого мирного поколения человечества, даже слово это – ненависть – было вытравлено из словаря людей задолго до его рождения, он тоже его не знал. И он сам, опытом крохотной своей жизни, открыл в себе ненависть, ибо любил.

Наш тихий разговор привлек Андре. Безумец спал мало и в часы, когда все отдыхали, неслышно прогуливался по залу, неизменно напевая: «Жил-был у бабушки серенький козлик…»

Он подошел к месту, откуда Астр пытался пробиться ко мне, и оперся локтями о силовые стенки. Он лукаво посмеивался истощенным постаревшим лицом, он подмигивал. Сперва я не разобрал его шепота, мне показалось по движению губ, что повторяется все тот же унылый совет сойти с ума, но вскоре я разглядел, что рисунок слов иной, и стал прислушиваться. Фразу «Не надо» я расслышал отчетливо.

– Ты даешь мне новый совет? – спросил я, удивленный. – Я правильно тебя понял, Андре?

Он забормотал еще торопливей и невнятней, лицо его задергалось – слова так быстро сменяли друг друга, что я опять ничего не понял.

– Уйди или говори ясно, я очень устал, Андре.

На этот раз я услышал фразу:

– Ты сходишь с ума! Ты сходишь с ума!

– Радуйся: я схожу с ума! – сказал я горько. – Все, как ты советовал, Андре. Я искал другого пути, кроме безумия, и не нашел его. Что же ты не радуешься?

– Не надо! Не надо!

Только теперь, когда он повторил эту фразу, я понял, к чему она относилась. У меня снова закружилась голова. Я привалился к стенке, простоял так несколько минут, опоминаясь. Когда я очнулся, Андре уже не было. В полумраке сонного зала я увидел торопливо удаляющуюся согнутую фигурку.