– Шире, – сказал он с пониманием.

– Намного шире, – согласилась она. – Но есть красная черта, через которую переступать нельзя.

– Ради вечной жизни, – ответил он смиренно, – даже самые сознательные люди могут пойти на самые страшные преступления.

– Рада, – сказала она, – что вы это понимаете. – Я уже сталкивалась с преступлениями на этой новой для криминалистики почве.

Он широко улыбнулся.

– Понимаю, куда вы клоните. Но у нас нет почвы для преступлений. Мы всего лишь ученые. Преступления… это в каком-то другом мире, опасном и непонятном.

– Ученые тоже жить хотят, – заметила она. – Вечно.

Он все поглядывал на меня, я слишком таинственен, молчу в тряпочку, я сказал скромно:

– Ученые хотят больше всех остальных. Среди остальных куча религиозных фанатиков, одни ждут после смерти рая, другие – гурий, третьи – воссоединения с Рерихом, а кому-то и эта жизнь обрыдла, мечтают просто сдохнуть. В основном это молодежь, которая все на свете и в жизни повидала, все знает и ничего нового не ждет.

Он вежливо поклонился мне.

– Это звучит цинично, однако… если честно… уж простите, мы и так бессмертие получим раньше, чем даже президенты или миллиардеры. Потому нам не нужно ловчить, чтобы кого-то опередить, перехватить…

– Ничего циничного, – заверил я. – Ученые и должны получить бессмертие первыми. Как бы дорого оно ни обошлось. Но моя коллега имеет в виду, что ученые не могут существовать в пустоте, на каждого ученого по сотне тех, кто заносит им хвосты на поворотах.

Он улыбнулся.

– Автоматизация заменила почти всех, но, конечно, ряд работ пока еще, как вы понимаете, не автоматизировать. Не потому, что наукоемкие, просто сегодня нужно одно, завтра другое… Какая уж тут автоматизация.

Мариэтта, хватая все на лету, сказала быстро:

– Нам нужен список всех, кто работает в вашем центре и кто имеет доступ к препаратам в вашей лаборатории.

Он развел руками.

– В центре работают тысячи человек, но доступ к препаратам у десятка, не больше. Я имею в виду близких сотрудников, включая меня и доктора Уварова, моего помощника.

– Это сужает поиск, – согласился я. – Десять человек, как я полагаю, все-таки меньше, чем тысяча… хотя я и не силен в математике.

Он улыбнулся.