– Понял, – ответил я. – Значит, можно. Я так и подумал. Нападать нельзя, но защищать родную власть я просто обязан, как авторитарный демократ с человеческим лицом.

– Заткнись!

– Это я от нервов, – объяснил я. – Когда говорю, я как бы при деле, и не так страшно. В общем, ты жди спецназ…

Она прошипела:

– А ты куда, гад, намылился?

– Наверх, – ответил я, – пока не унесли самое ценное. Зачем-то они все еще здесь, хотя понимают насчет спецназа. Если не остановить, то неважно, что унесут нечто ценное и способное погубить человечество, хрен с ним, но у тебя не будет оправдания, чего вдруг вломились!

Она прошипела:

– Тогда я впереди!

– Хорошо, – согласился я, – иди впереди, но только за мной.

– Ну ты и сволочь…

Я выскочил, сразу же прижался к стене, прячась за выступом стены, эти архитектурные излишества бывают и полезны, а когда бегущий выскочил и увидел половинку моего лица, то хоть автомат и смотрит в мою сторону, но на спусковую скобу я успел нажать первым.

Пуля в лоб запрокинула ему голову, мертвый палец все же дернулся на спусковом крючке, очередь прозвучала короткая и неприцельная.

Я огляделся быстро, ощущение такое, что нас постепенно берут в клещи, хотя путь для отступления еще остался, правда, быстро сужающийся.

Мариэтта выскочила следом, сразу взвизгнула:

– Где взял второй пистолет?

Я указал пальцем в сторону оставленной комнаты.

– У того, которого ты подстрелила.

– Почему не автомат?

– Пистолеты точнее, – сообщил я для нее новость.

Он стегнула по мне огненным взглядом, я как бы сразу признался, что умею стрелять точно, а еще ко мне потянется ниточка насчет стрельбы по-македонски. И хотя доказательств все равно не будет, однако подозрение окрепнет.