Все стихло. Очень резко. Как будто всем им вставили в уши ватные затычки.

Они спускались вниз. Мирикла ползала на коленях около детей, тормоша их. Видно, ноги у нее отказали от чудовищного всплеска зла, происшедшего в этом зале. Она шлепала по щекам будто заснувшую Патрину; голова той болталась, как у куклы. Хрипел с трудом вставший на четвереньки англичанин. Алехан лежал ничком у перевернутого чана с оленьей кровью; его лицо покрылось темными пятнами. Та самая обнаженная девушка уже спустилась с ложа; вероятно, она пришла в себя, с нее спало наваждение, и сейчас она присела, спрятавшись за черным базальтом, и с побелевшим от ужаса лицом глядела на них. Пахло паленым мясом, тухлой кровью животного, гнилью и чадом; горели только два факела.

– Это мэнквы! – услышал Медный охрипший голос Шкипера. – Они просто истуканы… мешки с дерьмом… Им усилили средние чакры, и они смогли двигаться… А это… это..

Шаман лежал бесформенной кучей тряпья. Шаркая ногами со странным, скрежещущим звуком по лужам крови, Шкипер подобрался к этой куче, приподнял голову за клок седых волос, и она легко отделилась от тела, будто бутафорская…

– Эрлик-хан ушел из него… все… – выдавил Шкипер и со злостью швырнул эту страшную, обкромсанную смертью черепушку в кучу тряпок.

Но внезапно брошенная голова зашевелилась; Шкипер отскочил. Нестерпимо яркий свет залил помещение, осветив наконец его форму: ровная трапеция, почти отполированные чем-то своды и орнамент из сплетенных тел. Чудовищный сгусток огня сорвался с жертвенника и взмыл вверх.

Они услышали:

– Вы не дали принести жертву… Вы осквернили свадьбу Невесты Укок и Эрлик-хана… Вы погибнете, все… Никто не вернется в мир… Свадьба не случилась…

Голос этот вряд ли произносил свою речь разборчиво, но почему-то все ее поняли. Он исходил от огненного шара, который тотчас же метнулся вниз, и гигантский костер вырос на месте шаманских останков. Из огня начали выскакивать сгустки пламени под чей-то сатанинский, сотрясающий стены хохот. Они прыгали по стенам и по идолам. С грохотом лопались и разлетались осколками камни; исполины рушились вниз.

Это был ад, в существование которого Медный никогда не верил, но сейчас увидел воочию. Гигантское напряжение выело даже страх – страха не было. Медный бросился к цыганкам. Мирикла в это время тащила девочку, а очнувшаяся Патрина – вцепившегося в нее малыша, прикрывая ему голову своими черными растрепанными локонами.

– Уходите все к центру! – закричал, перекрывая этот гром и хохот, Шкипер.

Сила яростного огня, крушившего все, иссякала. И тут Медный с ужасом увидел, как проседает, проваливается вниз лестница. Вот треснул выход, из которого они попали в зал; плиты полопались и закрошились, как печенье; с потолка рухнули тонны песка… Шкипер и Лис едва успели протащить по полу Алехана, положив его руки себе на плечи. Вот уже проскочил Кроу, размахивая спасенным факелом. По углам трапеции плиты опускались вниз, в черноту. Гул стоял неимоверный, но и он стихал. Иссякала ярость Эрлик-хана, гасли мечущиеся молнии, и вот уже только языки пламени рвались из проломов. Дальняя часть зала чернела трещинами, и на месте входа, за остатками изваяний, выросла гора красных камней.