Он готовился ко всему, что могло ждать его в этом неведомом, бесконечно далеком прошлом, — занятие вполне бесполезное, но оно приносило ему удовольствие и душевный покой. Когда Вайми уже ничего не мог делать, он спал. Ему грезились сны, — иногда совершенно непонятные, иногда, наоборот, мучительно знакомые. В них ему являлась Лина, — его Лина, первая любовь его жизни, потерянная навсегда, но всё ещё живущая, — где-то в нем самом. Иногда они могли даже говорить, и, просыпаясь, Вайми был уверен, что она рядом, — стоит только обернуться. Он оборачивался, — и никого не было. У разочарования был горький вкус. Но, когда он засыпал, она возвращалась, — и Вайми даже не помнил о том, что они расстались.

Это были самые счастливые минуты в его жизни, — несмотря на то, что просыпаясь, он едва их помнил.

* * *

Вайми помотал головой и опомнился. Он всё чаще вот так незаметно соскальзывал в прошлое, — но прошлого не было, и ни к чему хорошему это не могло привести. Так или иначе, но его история подходила к концу, и он сам понимал это. Однако, случилось нечто, поистине невозможное: к ним пришли гости.

* * *

Вначале файа держались настороженно, затем отбросили серьёзность, — слишком уж этот мир походил на игрушечный. Они смогли обойти его за пятнадцать минут. Вода, покрывающая половину поверхности, была непрозрачной, гнилой, и они боялись к ней прикасаться, порхая над самим морем. По данным радара «Товии», его дно было илистым, неровным, но глубина не больше четырех метров. Везде они видели одно и то же, — неровная травянистая земля, крошащиеся груды камня, мелкие, похожие на лужи озера. Горы планеты давно разбили те же метеоры, что перепахали поверхность крошечных материков.

Единственное, на чем тут отдыхал глаз, — стоявший на северном полюсе плоский купол с острой, словно у луковицы, вершиной. Её венчал узкий блестящий стержень, расходившийся на конце множеством радиальных разветвлений. Они ветвились вновь и вновь, пока не становились незаметны, — казалось, вершину стержня окружает странно четкое, полупрозрачное, серебристное сияние.

Сам купол походил на храм. Его золотисто-белый материал был похож на оплывший воск свечи, хотя вблизи эта стеклянистая масса напоминала застывший кварц. В круглой стене зияла небольшая, удивительно соразмерная арка, а за ней, в глубине, сиял свет. Сначала Вэру не смог разглядеть его источника, — воздух странно мерцал в арке, смазывая очертания интерьера.

Его поразила чистота и глубина чудесного, золотисто-белого сияния. Оно вызвало в душе непонятную робость, и войти он решился не сразу.