Однако впереди еще один мрачный зал, я едва не влетел в него, однако Понсоменер резко остановился, раскинул руки, преграждая мне дорогу.

– Что там? – крикнул я.

Он прислушался, сказал быстро:

– Назад!.. Отступаем!

– А не прорвемся? – спросил я. – Сколько их?

– Назад, – повторил он и, повернувшись, побежал, крикнув: – Здесь тоже сейчас все…

Я ринулся за ним, за спиной страшно затрещало, будто раздираемая надвое гора. С грохотом покатились первые камни, почва вздрогнула от удара, затем затряслась, а тяжелые глыбы все рушились, земля вздрагивала, а грохот приближался.

Я несся, как испуганный олень, а то и вовсе лось, за спиной валятся, как мне кажется, целые эвересты и гималаи, земля трясется так, будто опускается в пучины океана Атлантида вместе с Гондваной.

Дыхание стало горячим и обжигает глотку, а Понсоменер летел как на крыльях, нескоро оглянулся, перешел на шаг и остановился.

– Глерд Юджин, как вы?

Я прохрипел обугленным ртом:

– Ты в прошлой жизни не был борзой? Или гончей…

– Борзой? – переспросил он. – А в какой прошлой?

Я отмахнулся.

– Ладно… А то в самом деле вспомнишь, мне уже страшно. Как ты такое чувствуешь?

Он ответил с некоторой неловкостью:

– Просто чувствую.

– Как кузнечики? – спросил я. – Говорят, муравьи первыми уходят. Еще за сутки до землетрясения. И всех куколок и расплод уносят… Эх, хорошо бы такое развить. Только Фицрою не говори. А то он все к бабам примеряет.

Он спросил озадаченно:

– А как такое можно к бабам?