Светлый фон

Он потряс головой, как волк, грызущий кость, поднял свои изъеденные ржавчиной ножи к равнодушному небу.

Существо по имени Мимара подпрыгнуло высоко над головой предводителя. Солнце вспыхнуло на обнаженной стали. Кувыркнувшись в воздухе с неестественной томностью, приземлилось в боевую позицию. Предводитель за его спиной дернулся, вскрикнул, хватая руками воздух, словно старался удержать кровь, темным потоком хлынувшую из его шеи. Крутнувшись на месте, он тенью упал в белую пыль.

– Мы дети одних отцов, – сказала женщина, обращаясь к остальным. – Чувствуете истинную силу этого?

По рядам пронеслись резкие возгласы…

– Черное небо скоро призовет вас к себе.

Она с улыбкой взирала на пресмыкающихся тварей.

– Скоро он призовет вас к себе.

 

– Каково это было? – спросила Мимара. – Я имею в виду, в первый раз встретить Келлхуса?

Ответ старого колдуна был, как всегда, пространен.

– Айенсис, – начал он, – имел обыкновение попрекать учеников за сбивающую с толку рассудочность, которая смущала поистине глубокие натуры, которые так редки. Ты, моя девочка, даешь повод нашему высокомерию. Как бы ты ни согнулась, само искривление ясно определяет твою прямоту. И всякий, кто подходит тебе со своей меркой… В общем, можно просто сказать, что он неизбежно достигнет той степени самонадеянности, на которую его притязания отличаются от твоих, и это поразит тебя. Неважно, насколько ты глупа и неисправима, ты будешь думать, что чуешь это «нутром», как говорят галеоты.

– Значит, истинная мудрость невидима? Ты говоришь, что мы не видим ее, когда она встречается нам.

– Нет. Мы только можем почувствовать, когда с трудом распознаем ее присутствие.

– Тогда чем отличается мой отчим от остальных?

Старый колдун погрузился в раздумья, уставившись на свои башмаки, мнущие жесткие травы.

– Много часов я размышлял над этим. Теперь власть в его руках… Он могущественный, всезнающий аспект-император. Подданные подходят к нему со своими мерками, но с явным ожиданием вразумления с его стороны. Но, с другой стороны… Он просто беглый нищий.

Друз замялся, размышляя. У него была привычка удивляться вещам, которые стали настолько привычны, что о них никто уже не задумывается.

– У него есть дар обнажать скрытый смысл происходящего… – произнес он и снова ненадолго умолк, нахмурившись.

Губы его среди жестких волос бороды сжались.

– Айенсис всегда говорил, что невежество разглядишь не сразу, – вновь заговорил он, – и это обманывает нас, когда мы полагаем, что знаем истину, не обращая внимания на сложные моменты. Он считал, что уверенность – признак глупости, самое деструктивное чувство. Но, рискуя обидеть Великого Учителя – или тень его, давно ушедшего, – я бы сказал, что незнание бывает… разное. Думаю, что есть и правда, глубинная правда, о которой мы знаем не умом…