Но вряд ли что-то человеческое.

Эти размышления заставляют ее расхохотаться, что привлекает недоуменные взгляды спутников. Вероятно, это кирри тому виной – снадобье, которое она одновременно обожает и ненавидит. Оно опустошает душу, иссушает и лишает смысла заботы. Порой даже ее собственная подневольная жизнь начинает представляться честным и выгодным занятием… пока Клирик продолжает своим прохладным пальцем закладывать горькие крупицы кирри ей в рот.

Но веселье настоящее. С самого начала она отметала страхи старого колдуна в отношении своего отчима. «Так он отвлекает тебя, – говорил Акхеймион. – Именно так он и правит, из тьмы в наших душах! Если бы ты ощущала и могла распознать его в себе, это означало бы лишь, что он заложил обман еще глубже…»

Она лишь усмехнулась тогда в ответ, как явной глупости. Став Анасуримбор после его женитьбы на матери, она жила в близости к его священной особе и не раз покрывалась мурашками, стоило ему просто пройти рядом. Подобно многим, она смешивала физическое отсутствие с невозможностью оказать воздействие. Андиаминские Высоты казались такими далекими. Теперь она знает: аспект-императору расстояние не помеха. Анасуримбор Келлхус вездесущ.

Чего и опасался старый колдун.

С этим пониманием приходит и новое уяснение своей силы. Она изучает Капитана, пытаясь разгадать, какие силы борются внутри него, создавая неустойчивое равновесие благочестия и кровожадности. А она для него, решает Мимара, представляет собой досадное осложнение, ненужную складку на шелке его честолюбия. Земные страхи ему оттого и неведомы, что всех их заслоняет ужас проклятия вечного. Он слишком воинствен, чтобы каяться перед Богами Сострадания. Слишком скуп и жесток, чтобы заручиться покровительством Войны или Охотника…

Остается только аспект-император. Лишь он может найти в кровожадности Капитана достоинство. Лишь он сможет пустить его в рай.

И она тут – переменная величина, думает Мимара, припомнив уроки алгебры, усвоенные на коленях у нильнамешского учителя Йераджамана. Та самая величина, которая не поддается вычислению.

То, что делает лорд Косотер, наконец решает она, всецело зависит от желания его повелителя, его божества, каким оно ему представляется.

– У меня будет ребенок, – сообщает ему Мимара.

Непроницаемое лицо чуть дергается.

– Разве тебе не интересно узнать? – спрашивает она.

Его взор по-прежнему неотступно вперен в нее. Никто еще не внушал ей подобного ужаса.

– Ты уже знаешь… – продолжает она. – Верно?

Кажется, что всю свою жизнь она вглядывается в бородатые лица, стараясь угадать, где у этих мужчин, чья щетина царапала нежную кожу ее шеи, подбородок. В детстве это, правда, были безбородые лица жрецов и аристократов Самны. Часть пожилых нансуров из числа многочисленных придворных Императорского дворца по-прежнему брила щеки на женский лад. Но большую часть времени, как она помнит, мужчины носили бороды. И чем сильнее они украшали их, тем выше был их статус.