– О Аллах, – прошептал амир Ильяс, глядя на людей в спецназовской форме, – избавь меня от них, как пожелаешь.
Но Аллах не прислушался к мольбе раба своего и не избавил. Возможно, потому что он был слишком занят.
Двое подошли к амиру Ильясу, они и в самом деле были в форме российского спецназа, вот только там, где должна была быть наклейка с флагом Российской Федерации, был черный флажок с белыми буквами шахады. Крайний раз амир видел такое у дагестанских бидаатчиков[148] давным-давно…
– Салам алейкум… – сказали они, когда подошли ближе. Они сказали это вдвоем, разом, как будто среди них не было старшего.
– Ва алейкум ас-салям ва рахматуллахи ва баракатуху, – ответил амир Ильяс. – Кто вы и зачем встали у меня на пути? И разве среди вас нет старшего – поистине говорить с вами обоими разом затруднительно для меня.
– Амир Ислам, праведный воин и амир пяти тысяч моджахедов, – сказал один из боевиков, явно гордящийся своим снаряжением и своим новеньким пулеметом и сам собой, тем, что он не такой, как все, и возвысился над уммой и не живет, как живут все правоверные, в стесненных и затруднительных условиях, – приглашает вас разделить вместе с ним трапезу. Клянемся Аллахом, что вам не будет причинено никакого неудобства.
Амир Ильяс посмотрел на часы.
– Со всем уважением к амиру Исламу, солнце садится, и ночью по горам ходить очень опасно, а мне, клянусь Аллахом, надо быть дома до заката…
– Амир Ислам настаивает на приглашении и готов вам дать кров на ночь или вооруженных людей с тем, чтобы проводили вас до вашего дома ночью. Я сам сочту за честь сделать это…
Амир Ильяс понял, что отказываться бесполезно. Да и не время плодить врагов…
– Пожалуй, я воспользуюсь гостеприимством амира Ислама, праведника и амира моджахедов, если вы проведете меня к нему.
Боевик отступил в сторону.
– Сюда, эфенди…
«Шевроле» – огромный, размером почти с колхозный «ЗиЛ-130», китайский внедорожник – по давно заброшенной дороге переместил их в другой кишлак. Дальше по дороге – туда, куда не сбросили бомбу с нервно-паралитическим газом, а где люди сами перебили друг друга, а потом ушли. Там было намного больше разрушений, и дома стояли разломанными и опаленными огнем гранатометов и крупнокалиберных пулеметов… но в целом все было то же самое. Только в центре кишлака, там, где был когда-то памятник Победе, ногами спихнули в сторону каменное крошево и крошево человеческих костей и положили толстое верблюжье одеяло – курпачи. А на нем накрыли стол. Только не так, как было принято здесь веками – прямо на одеяле, нет, на одеяле стоял стол с короткими ножками и уже на нем было накрыто. Так накрывали раньше, еще до войны в ресторанах, куда захаживали туристы, – с одеяла европейцу есть неудобно.