– Ладно, – сказала Элона. – Сколько ты выпила?

Лиша пожала плечами. Порылась в фартуке и протянула матери принесенный Уондой пузырек. Элона подняла его к свету, откупорила, принюхалась. Фыркнула и приложилась.

– Если этого перепью я, у меня зашумит в голове, а ты, должно быть, готова выблевать все, что съела после утренней чистки.

Лиша покачала головой:

– Дай минуту отдышаться, и все.

– Нет, не выйдет, – возразила Элона, выпрямилась и чуть распустила тесьму на платье, чтобы углубить вырез, как делала всегда, когда в помещение входил мужчина. – Смотри перед собой. Не смей блевать.

Лиша подняла глаза и увидела приближающегося графа Тамоса – блистательного в изысканном наряде и драгоценностях. За ним, как тени, следовали «деревянные солдаты», но граф будто не замечал их, и его любезная улыбка казалась расслабленной и непринужденной. Он щеголевато шаркнул ногой на королевский манер и поклонился, хотя положение женщин к этому не обязывало.

– Рад видеть вас снова, госпожа, – произнес он и повернулся к Элоне. – Имейся у вас сестра, я, безусловно, услышал бы о ней, а потому полагаю, что эта красавица – ваша мать, госпожа Свиток, чья сомнительная репутация известна всему свету.

Лиша закатила глаза. От принца она ждала, по крайней мере, большей оригинальности. Если бы ей давали клат всякий раз, когда мужчина использовал этот пассаж с целью подкатиться к Элоне, она стала бы богаче герцога Райнбека.

Элона всегда отвечала одинаково: хихикала, словно в жизни не слышала ничего остроумнее, опускала глаза и соблазнительно краснела. Лиша сомневалась, что Элона вообще способна от чего-либо покраснеть, но мать умела делать это сознательно.

Элона протянула руку для поцелуя.

– Боюсь, все эти россказни – чистая правда, ваша светлость.

«Вот честное слово», – подумала Лиша и глубоко вздохнула, чтобы укрепиться.

Улыбка Тамоса была решительно-хищной, смахивала на волчий оскал вестника Марика. Лиша поняла, что не вынесет, если Тамос продолжит пожирать глазами ее мать. Только не при ней. Она тоже изобразила улыбку и чуть распустила собственную тесьму.

– Как вам нравится праздник, ваша светлость? – спросила она, возвращая к себе и удерживая его взор из последних сил.

Глаза графа опускались все ниже, но Лиша, по примеру Элоны, притворилась, что ничего не замечает.

– Я ни разу не видел деревенской свадьбы, – ответил Тамос, – и теперь понимаю, как много потерял. По сравнению с ней придворные балы – смертная скука.

– О, вы нам льстите, – отозвалась Лиша. – Разве могут наши женщины в домотканых платьях сравниться с пышными куртизанками в шелках и золоте?