– Я не знаю, что именно ты скрываешь о своей семье, – начал Джардир. – Но вижу, что секрет существует, и это бесчестит меня.

Инэвера отстранилась и собралась заговорить, но он покачал головой:

– После свадьбы между нами образовалось нечто большее, чем союз. Твоя семья стала моей, а моя – твоей. В чем бы ни было дело, я имею право знать.

Инэвера долго смотрела на него, и аура пришла в такой беспорядок, что он не смог угадать ответ. Но потом она вновь успокоилась.

– Мои родители живы, они в Даре Эверама. Для меня они и гордость, и позор, и я боюсь за них, если наше родство откроется. – Она встретилась с ним взглядом и поклонилась. – С моей стороны было ошибкой скрывать это от тебя, любимый. Я прошу прощения.

Джардир кивнул:

– Принято – с одним условием.

Инэвера выгнула бровь.

– Я хочу их увидеть.

– Муж мой, вряд ли это разумно. Они окажутся в опасности…

– Я – шар’дама ка, – возмутился Джардир. – У меня сотни родственников. По-твоему, я не сумею их защитить?

– Ценой того, что лишишь их простой жизни вдали от дворцовых интриг, которой они сейчас наслаждаются?

Джардир рассмеялся:

– Ты можешь внедрить моих племянниц в ряды шарумов, однако не в состоянии придумать, как познакомить меня с родителями подальше от хищных глаз? Нам обоим известно: ты найдешь способ, если захочешь.

Инэвера, по-прежнему настороженная, внимательно посмотрела на него:

– А если не захочу?

Джардир пожал плечами:

– Тогда я пойму, что занимаю в твоей жизни третье место, а не второе после Эверама, как ты утверждаешь.

Когда советники вошли в тронный зал, занавеси остались задернутыми. Несколько масляных ламп давали искусственный свет, и тот сохранил Джардиру коронное видение, пока он рассматривал Джайана и своих двенадцать Дамаджи. Рядом с каждым племенным вождем стоял его, Джардира, сын, а с Ашаном – племянник. Всем было по пятнадцать лет, за исключением восемнадцатилетних Асома и Асукаджи. Не совсем мальчишки, но и не мужчины, все еще в белых бидо най’дама с полоской белой материи, переброшенной через плечо.