Светлый фон

Четыре женщины принесли собственные шесты для ловли алагай и немедля заарканили ступни и кисти Хасика, затем затянули петли. Шарум был славен силой, что ведома только воину, который регулярно заряжается магией от истребленных алагай, однако на стороне женщин оказался численный перевес и рычаги, а потому его скрутили быстро даже без помощи шарахов. Ха’шарумы ослабили петли, чтобы все насладились воплями и безумными беспомощными корчами Хасика. Нанджи рассек его шаровары.

Женщины дружно расхохотались, когда обнажился вялый член. Усмехнулся и Аббан, он знал, что присутствие женщин тысячекратно усиливает боль и унижение Хасика.

– И этой жалкой штуковины боятся мои женщины, когда ты приходишь в шатер?

– У псов, отец, тоже маленькие члены, – возразила Сильвах. – Это не значит, что мне охота такого отведать.

Аббан не спорил.

– Дочь дело говорит, – сказал он Хасику и кивнул нанджи. – Отрежь его.

Хасик взвыл, снова дернулся, но это не помогло – женщины держали крепко.

– Я аджин’пал Избавителя! Тебе это с рук не сойдет, хаффит!

– Скажи ему, Свистун! – рассмеялся Аббан.

Насмешливое прозвище Хасик получил, когда Керан выбил ему в шарадже зуб за то, что обозвал Аббана сыном пожирателя свинины.

– Сообщи всему миру, что хаффит отсек твое достоинство, а дальше слушай смешки за спиной!

– Я убью тебя! – проревел Хасик.

Аббан покачал головой:

– Я важнее для Избавителя, Хасик, чем ты. – И показал на троих ха’шарумов. – В своей мудрости он выделил воинов для моей охраны. И для защиты чести моих женщин, – добавил с улыбкой.

Хасик снова открыл рот, но Аббан подал знак, и шарахи лишили его воздуха.

– Время беседы истекло, мой старый друг. В шарадже нас учили принимать боль. Надеюсь, ты усвоил уроки лучше, чем я.

Нанджи – искусный, как дама’тинг, – сработал быстро. Туго перевязал стебель вместе с мошонкой, отрезал их, бросил на блюдо и вставил металлическую трубку для отвода мочи, после чего умело зашил рану. Закончив, он поднял блюдо:

– А с этим что делать, хозяин?

Аббан посмотрел на Сильвах.

– Собак сегодня еще не кормили, отец, – заметила та.