Светлый фон

Приближение воина заметили, когда дочь Аббана Сильвах работала одна перед шатром на Новом базаре. Близился комендантский час, и базар почти опустел, большинство шатров и лавок закрылось на ночь. Аббан увидел в крохотную дырочку как Хасик вошел. Сильвах молода, красива и умна, хорошая рукодельница. Перед ней открывалось блестящее будущее, и Аббан ее безмерно любил. Хасик знал об этом, когда изнасиловал. Причем до самой Сильвах ему не было дела. Главное – ранить Аббана.

При виде Хасика девушка задохнулась. Бросилась за прилавок, пробежала по короткому коридору и скрылась за полотняным пологом. Хасик последовал за ней, как кот за мышью; ловко перепрыгнул через прилавок и нырнул за полог сразу после нее.

Аббан услышал, как стукнула дверь, и досчитал до десяти, после чего неторопливо отправился следом. Прошло много лет, а нога так и болела, и он не счел нужным ее нагружать.

Когда он вошел в комнату и захлопнул тяжелую дверь, Хасик еще боролся. Шатер примыкал к большому складу, куда ненароком и угодил Хасик. Два ха’шарума из шарахов ждали его с полыми шестами для ловли алагай. Шесты оказались вдвое длиннее рук Хасика, внутри проходили крученые стальные тросы и выходили наружу в виде петель, и эти петли туго стянули ему горло. Хасик вцепился в них с обеих сторон, чтобы не дать затянуть туже, но бороться с опытными воинами-шарахами бесполезно. Когда он тянул, они толкали и вдобавок все время усиливали натяжение. Аббан с удовольствием смотрел, как Хасик слабел и наконец с багровеющим лицом упал на колени.

Подошла Сильвах, и Аббан обнял ее за талию:

– Ах, Хасик, до чего хорошо, что ты заглянул! Полагаю, ты помнишь мою дочь Сильвах? Прошлой весной ты лишил ее девственности. Я пообещал ей место в первом ряду, когда настанет час полюбоваться на то, что я сделаю с тобой в ответ.

Сильвах осталась незамужней, и ей не пришлось поднимать покрывало, чтобы плюнуть шаруму в лицо. Хасик рванулся к ней, но шарахи быстро придержали его, чуть не задушили и снова повергли на колени. Аббан поднял руку, и вперед выступил ха’шарум, который до сей поры скрывался в тени. Нанджи славились пыточным мастерством, и этот коротышка не был исключением. Он двигался с легкой грацией, безмолвный как смерть, – разве что тенькнул острым кривым клинком, когда извлекал его. У Хасика выкатились глаза, но он не мог протестовать, ему перекрыли воздух.

Коротышка поразмыслил.

– Будет проще, если положить его на спину. – Он говорил глухо и тихо, почти шептал. – И хорошенько придержать за руки и ноги.

Аббан кивнул и громко хлопнул в ладоши. Шарахи провернули шесты, опрокинули Хасика навзничь, а двери распахнулись, и в помещение вошла толпа женщин в черном – жены и дочери Аббана. На многих были брачные покрывала; другие, как Сильвах, оставались с открытыми лицами. За минувшие годы далеко не одна из них пала жертвой внимания Хасика.