Предателей убивают. Был бы нож! И по горлу, чтобы крови глотнуть. Пусть этот удар станет последним, но лучше так, чем овцой стриженной помирать.

Сука он, Кырым-шад, змей ласковый. Заботился.

Ассс! Эй, когда и о ком он заботился?!

А не важно, главное, что горло рядом, а ножа нету. Зубами что ли?

Хан-кам, точно почувствовав, отстранился.

— Что ты решила, склана?

А что может решить склана?

— Ты бредила, — сказал Кырым, прикасаясь пальцами — переломать бы да по одному — к вискам. Прислушался, отсчитывая губами пульс, отпустил. — У тебя очень… гм, любопытный бред. Я бы даже сказал познавательный. И это, вне всяких сомнений, увеличивает твою ценность.

— Пошел ты, — Элья закусила нижнюю губу. Кожа сухо хрустнула, а левый клык зашатался в десне.

— Упрямство? Прежде ты была более сговорчивой. Неужели ты так любила этого мальчишку?

Чего ему надо? Чего он хочет? Или приручает разговором, как приручают лошадей ласковым словом? Подгадает момент и накинет на спину седло, а в рот трензеля вставит, чтобы, если лошадь дурить вздумает, быстро в разум вернуть.

А причем здесь лошади?..

И почему в губе нет кольца?

Ассс!

— Любовь — слишком ненадежная основа. Чувство долга? Ты ничего ему не должна. Страх проиграть? Ты уже проиграла. Ниже упадешь, только если будешь совсем несговорчива.

Кольцо у Ырхыза. А она — Элья Ван-Хаард.

— Зеркало.

— Что? — переспросил Кырым-шад.

— Зеркало дай.

Подал. Поддержал так, чтобы ей удобнее было смотреть. Да, она — это она. Отражение знакомо, кожа вот только побелела и пошла на висках сизыми крапинами, но уже отходит — Кырымово лекарство помогло? Если так, то она обязана ему жизнью.