На следующий день Мира решила навести порядок в шатре Мата.

С каждым днем Мата окружало все больше легенд. Служанки шептались между собой о его взрывном темпераменте – одна подушка, оказавшаяся не на своем месте, может стоить головы тому, кто допустил ошибку, так что никто не соглашался взять на себя обязанности по уборке, хотя всякий, кто находится так близко к великому человеку, мог рассчитывать на определенные подарки. Но Мира не испытывала страха: ее брат оставил дом, чтобы следовать за этим человеком. Брат верил, что Мата Цзинду сможет снова сделать мир справедливым. Она решила, что не опозорит память Мадо и не станет бояться Мата Цзинду.

Она сразу увидела, что в шатре царит ужасный хаос. Бумаги грудами лежали на письменных столах, расставленных без всякого порядка. Казалось, новые столы приносили в шатер, как только заканчивалось место на старых. Повсюду были разбросаны подушки для сидения, оставшиеся после встреч Мата Цзинду с советниками. Кровать, на которой он спал, выглядела так, словно простыни давно не меняли.

Мата сидел за одним из письменных столов спиной к ней в позе «геюпа», но даже не обернулся, когда появилась Мира: возможно, решил, что это кто-то из телохранителей пришел помочь приготовить постель или одна из служанок набралась храбрости и вошла.

Мира тихо начала уборку: собрала подушки и сложила в одном углу шатра; поставила столы так, чтобы к разложенным на них бумагам было легко подобраться; поменяла простыни на постели; вымела накопившийся мусор.

«В его присутствии страх и трусость исчезают, как темнота перед светом, – писал ей после сражения на Волчьей Лапе Мадо. – Он перевернет мир и расставит все по своим местам».

«Мадо умер из-за своей веры, – подумала Мира. – Он не жалел о том, что рисковал жизнью, и мне нельзя осквернять сомнениями его память».

Очевидно, гегемон не умел сам следить за порядком в своем шатре, а его личные телохранители не имели представления, как вести домашнее хозяйство. По губам Миры пробежала улыбка.

Время от времени она отвлекалась от работы и видела, что Мата так и сидит не шевелясь. Даже во время отдыха он казался могучим пришельцем из другого мира. Теперь Мира понимала брата, потому что и сама ощущала завораживающую притягательность Мата Цзинду.

Мата продолжал с восхищением смотреть на какой-то предмет, который держал в руке и непрерывно поглаживал, и Мира наконец не выдержала:

– Если будешь продолжать тереть пальцами эту вещь, она превратится в круглый гладкий камешек.

Повернув голову, Мата удивленно на нее посмотрел, не ожидая увидеть кого-либо в своем шатре, и отложил печать, которой восхищался. Такое замечание, если бы исходило из уст одного из советников, в особенности Перинга, постоянно не одобрявшего все, чтобы ни делал Мата, вызвало бы приступ ярости, но сердиться на Миру он не собирался: она ведь ничего не знала о делах мира.