В Дайе распространился слух, что король Куни заболел и прикован к постели и Марана отправил в Дасу послов, чтобы поинтересоваться его здоровьем. Их принял встревоженный Кого Йелу:

– Наш бедный король совсем извелся: каждый день говорит, что сожалеет о том, как они расстались с гегемоном, и полагает, что болезнь – это кара богов, чтобы он мог поразмыслить о своем не самом прямом пути.

Марана отправил рапорт Мата Цзинду в Чарузу:

«Куни проводит время в уединении. Никаких проявлений честолюбия, довольствуется тем немногим, что у него есть».

«Куни проводит время в уединении. Никаких проявлений честолюбия, довольствуется тем немногим, что у него есть».

Одним прохладным летним утром у дома в окрестностях Чарузы появился хромой нищий в грязном платье, подпоясанном веревкой, соломенных сандалиях, с седыми немытыми волосами и лицом, исполосованным шрамами.

Леди Джиа приказала своему управляющему Ото Крину привечать и сытно кормить всех нищих, и он принес несчастному тарелку горячей каши.

– Эту кашу сварила моя госпожа по особому рецепту, с добавлением разных полезных трав, которые укрепят твое тело от болезней, – объяснил Крин. – Она не только сытная: до конца дня ты не будешь испытывать голода, – но и полезная.

Удивительно: но вместо того чтобы радостно и многословно поблагодарить за угощение, нищий посмотрел на Крина явно в гневе.

– Неужели ты не узнаешь меня?

Крин посмотрел на нищего повнимательнее и охнул, узнав, и принялся оглядываться по сторонам, чтобы убедиться, не обращают ли на них внимания солдаты гегемона…

– Рад вас видеть, лорд Гару, – низко поклонился уже в доме Ото Крин.

Теплая ванна смыла грязь с тела и фальшивые шрамы с лица, а вот волосы пришлось обесцветить, так что пройдет немало времени, прежде чем они обретут свой естественный черный цвет. А еще Куни с радостью избавился от грязной веревки, которая стягивала его пивной животик.

Он вошел в спальню Джиа, чтобы переодеться, и увидел на столике у окна небольшую вазу с одуванчиками. Рядом висело несколько новых туник, которые Джиа вышила собственными руками. Он прижался к ним лицом, вдыхая аромат свежих трав, которые она всегда использовала при стирке, и на глаза навернулись непрошеные слезы.

Он сел на их постель и провел ладонью по подушке, думая о ночах, которая она провела в одиночестве, ничего не зная о нем. Куни дал себе клятву, что найдет способ все исправить, но в это мгновение заметил на подушке волос и, посмотрев на него более внимательно, замер.